Четверть века назад. Часть 2

Счастія…. Да разв закрылось оно для него навсегда, разв не ждетъ оно его впереди, разв все это не временная мука, не «искусъ», о которомъ говорилъ ему князь Ларіонъ, и который самъ онъ такъ торжественно общалъ «выдержать, вынести»… Гундуровъ внезапно поднялъ голову, оглянулъ своихъ спутниковъ, ощупалъ на лвой рук обмотанную о кисть ея цпь Лины, и улыбнулся мгновенною безсознательною улыбкой.

— Дождь пошелъ, сказала ему Софья Ивановна, не покидавшая его взглядомъ, — садись съ нами подъ верхъ, усядемся вс трое.

— Спасибо, тетя, отвчалъ онъ, скидывая шляпу, — пусть капаетъ, голов свже.

— Дождь — къ счастію! проговорилъ на это Ашанинъ съ такою комическою серіозностью что Софья Ивановна засмялась.

Но Сергй уже снова впалъ въ свою задумчивость…

И много дней должно было пройти прежде чмъ сталъ онъ въ состояніи перемочь себя и внести извстную ровность въ душевный свой обиходъ, много дней, въ теченіе которыхъ онъ то проводилъ по цлымъ часамъ запершись въ своей комнат, уткнувъ голову въ руки, недвижный и безмолвный, то пропадалъ до поздней ночи въ поляхъ и оврагахъ, возвращался истомленный домой, будилъ Ашанина, и заставлялъ его до зори выслушивать страстныя, рчи о княжн, объ общаніяхъ князя Ларіона, о «случайностяхъ» которыя могли бы заставить Аглаю Константиновну измнить свое ршеніе…. Ашанинъ терпливо выслушивалъ его, утшалъ, напоминалъ о терпніи, и не разъ при этомъ посылалъ внутренно къ чорту пріятеля, прерывавшаго сонъ въ которомъ онъ держалъ въ объятіяхъ своихъ Ольгу Акулину, — Ольгу Акулину, надолго, если не навсегда, потерянную для него теперь, но о которой каждый день думалъ московскій Донъ-Жуанъ.

— Мн просто не въ мочь ждать до конца этого мсяца, говорилъ ему съ отчаяніемъ Гундуровъ черезъ недлю посл отъзда ихъ изъ Сицкаго, — хотя бы на мигъ, издалека взглянуть на нее!

— Только раздразнишь себя больше, возражалъ Ашанинъ;- и гд же это такъ взглянуть на нее чтобы не увидли другіе, не пошли толки, сплетни?

— Но какъ же жить такъ, безо всякихъ извстій! Она нездорова, можетъ-быть, заболла отъ непріятностей, отъ преслдованій матери….

— Объ этомъ узнать можно, сказалъ подумавъ красавецъ:- я поду въ Сицкое.

— Ты?…

— А что же? Я — сторона, никакой у меня размолвки съ княгиней не было, и благоволила она ко мн всегда. Поду къ ней съ визитомъ, навезу ей скоромныхъ анекдотцевъ коробъ цлый. Она предовольная останется.

— Но она узнаетъ что ты отъ насъ, изъ Сашина…

— И не полюбопытствуетъ! А узнаетъ, такъ что же такое! Если она заговоритъ о теб, я тебя ругать стану! засмялся Ашанинъ:- скажу что ты ужасно гордишься и важничаешь своею Рюриковскою кровью, и почитаешь поэтому что чортъ теб не братъ. Это на ея Раскаталовщину произведетъ самое внушительное впечатлніе… А княжну я тмъ временемъ увижу, переговорю, узнаю все…

— Володя, я напишу, передай ей! вскрикнулъ, блеснувъ взглядомъ Гундуровъ.

— Хорошо…. Нтъ пусть лучше напишетъ Софья Ивановна: и мн передавать, и княжн получать будетъ этакъ ловче…

Гундуровъ кинулся ему на шею.

XXVI

Въ нжномъ взор скорбь разлуки

И слды недавнихъ слезъ.

Жуковскій.