Къ нему неслась, вся запыхавшись, первая камеристка княгини, обильногрудая и неимоврно перетянутая въ таліи „Lucr`ece“, держа въ рукахъ плетеную корзиночку, укрытую широкими кленовыми листьями.
— Это вамъ-съ ихъ сіятельство, княгиня, изволили вишни прислать на дорогу, чтобы хать вамъ было не скучно-съ, доложила она сюсюкая, и устремляя на него свои живые мышиные глазки.
Ашанинъ воззрился на нее.
„Какія монументальныя красы!“ подумалъ онъ: — „ничего подобнаго, кажется, и не было до сихъ поръ въ моей коллекціи.“ И новое соображеніе мелькнуло тутъ же въ голов его.
— Искреннйше поблагодарите отъ меня княгиню за вниманіе, сказалъ онъ громко, помаргивая владлиц этихъ „монументальныхъ красотъ“ своимъ искусительнымъ донъ-жуанскимъ взглядомъ, — только у меня такая привычка что я фруктовъ никакъ въ одиночеств сть не могу, а чтобъ была у меня при этомъ пріятная компанія.
— Это, то-есть, какже-съ понимать надо-съ? принялась тотчасъ же поджиматься и скалить крупные блые зубы опытная „Lucr`ece“.
— А я вотъ сейчасъ въ садъ иду, такъ мы можемъ съ вами тамъ въ укромномъ уголку опорожнить эту корзинку вдвоемъ.
„Lucr`ece“ сочла нужнымъ на первый разъ выразить извстнаго рода оппозицію.
— Извините, мусью, я такой променажъ не слишкомъ предпочитаю. Потому далеко идтить. Можно и совсмъ свое спокойствіе духа потерять?
— Напрасно! сказалъ невозмутимо Ашанинъ, приподымая двумя пальцами покрывавшіе корзину листья:- вишни пресплыя и превкусныя, надо быть.
Онъ обернулся и пошелъ.
— Что же мн съ ними длать-то? молвила она ему вслдъ:- взять ихъ не желаете?
— Въ саду, не иначе! отвтилъ онъ не оборачиваясь.
— Такъ гд же васъ тамъ найтить? уже шепоткомъ промолвила на это дебелая красавица.
— Въ грот, надъ ркой. Знаете мсто?
— Бывала-съ…
XXVII
Черезъ полчаса посл этого, подъ темнымъ и низкимъ сводомъ таинственно заросшаго кустами грота, въ корзин стоявшей на широкой дерновой скамь, между «монументальною Lucr`ece» и московскимъ Донъ-Жуаномъ оставались отъ вишень одн косточки, а разговоръ отзывался характеромъ нкоей трогательной интимности.
— И ужь доподлинно можно сказать, говорила жирная Церлина, — что на нашу сестру вы самый какъ ни на есть ловкій, самый жестокій господинъ.
— Да, я ужасно жестокъ на женщинъ! пресеріозно молвилъ шалунъ, чиркая спичкой о скамью, и закуривая папиросу.
— Потому главное, ужасный вы насмшникъ, продолжала она, примазывая рукой свои жесткіе, значительно растрепавшіеся волосы, — а которая себя чувствуетъ очень для нея это обидно бываетъ, и даже иной разъ лучше совсмъ со свта сойтить… Вотъ, хошь бы сказать Надежда едоровна наша, въ монашенки теперича пошла, примолвила Lucr`ece усмхаясь съ самымъ ршительнымъ лукавствомъ, — чьихъ это рукъ дло, не знаете?
— Я чужими длами не интересуюсь, хладнокровнйшимъ тономъ отвчалъ онъ.
Она фыркнула во весь ротъ.
— Не интересуетесь? Безсовстный вы, прямо сказать!.. А исправникова-то барышня, въ садъ сюда ночью на свиданье къ кому ходила, можетъ тоже не знаете?
«О, всевидящее око переднихъ, кто уйдетъ отъ тебя!» съ нкоторымъ ужасомъ произнесъ мысленно Ашанинъ.
— И все это вы вздоръ несете, милая моя, воскликнулъ онъ подъ этимъ впечатлніемъ, — ничего подобнаго не бывало никогда!
— Ска-а-жите по-о-жалуста! медленной гнусливо выговорила она, насмшливо закачавъ головой направо и налво. — Ну, а если васъ спросить теперича для чего вы сегодня къ намъ пріхали? молвила она, чуточку помолчавъ предъ этимъ.
— Какъ для чего? Съ визитомъ пріхалъ къ княгин…
— Та-акъ! И больше ничего?
— Чего же еще больше?
— Съ княжной нашею, съ Еленой Михайловной, не видались?
— Видлся…
Lucr`ece осторожно потянулась головой ко входу грота, и вполголоса спросила:
— Письмо ей привозили?
Онъ тотчасъ же сообразилъ что отрицаніе было бы совершенно безполезно.
— Привозилъ, отъ генеральши Переверзевой.
Lucr`ece сочувственно повела головой сверху внизъ.
— Солидная, такъ надо сказать, барыня эта генеральша? внушительно произнесла она.
— Вы одобряете? не могъ не засмяться Ашанинъ.
— А вы такъ полагаете, нсколько обидчиво вскликнула на это его новая жертва, — что мы, люди, всю эту коммерцію про господъ распознать не въ состояніи, кто настоящій есть, а кто только что, тяпъ-ляпъ, по-французскому обученъ, а самъ, или сама изъ того же хамства произошли? Оченно вы ошибаетесь, потому мы, можетъ, лучше васъ самихъ до тонкости насчетъ этого самаго понимаемъ.
Ашанинъ поглядлъ на нее.
— Я вижу, красавица моя, проговорилъ онъ, — что щедрая природа надлила васъ такимъ же умственнымъ какъ и тлеснымъ обиліемъ, а потому прямо васъ спрошу такъ: какъ вы насчетъ княжны полагаете?
Она подняла, на него глаза.
— Что про княжну говорить? Святая барышня; всему дому, я даже кажному чужому извстно.
— Ну съ, а маменька ея, повелительница ваша?…
Lucr`ece такъ и прыснула (очень ужъ понравилось ей это выраженіе).,
— «Повелительница», повторила она, — это ужь точно!.. Ишь вдь вы бдовый какой, а еще меня спрашиваете! Что же это вамъ про нихъ знать нужно?
Тонкій Ашанинъ сообразилъ тотчасъ же изъ этихъ отвтовъ что, могъ смло приступить къ длу.
— А вотъ что, достопрекрасная…
— Лукерья…