Четверть века назад. Часть 2

А княжна Лина, простившись съ дядей (онъ ухалъ въ назначенный имъ часъ), и вернувшись затмъ въ свою комнату, долго раздумывала какимъ способомъ извстить скоре «Сашинскихъ друзей» объ этомъ обстоятельств. Послать кого-либо изъ людей съ письмомъ она, посл того что говорилъ ей Ашанинъ по этому поводу, не ршалась, — а теперь мене чмъ когда-нибудь, имя въ виду что за отъздомъ князя Ларіона ничто уже не могло помшать ея матери принять мры къ недопущенію ея переписки съ Софьей Ивановной. Прибгать съ другой стороны къ тмъ «романическимъ» средствамъ сообщенія о которыхъ ей говорилъ другъ Гундурова ей очень не хотлось: въ этомъ, въ ея понятіяхъ, было что-то не совсмъ честное, «неправдивое», какъ выражалась она. Самого Ашанина она не ждала такъ скоро: онъ прізжалъ уже третій разъ въ Сицкое, гд княгиня принимала его все съ тою же любезностью, съ письмами изъ Сашина къ Лин, и былъ тутъ не дале какъ за два дня предъ этимъ; пройдетъ непремнно пять, шесть дней пока онъ прідетъ опять…. А между тмъ ихъ надо было извстить какъ можно скоре объ отъзд князя Ларіона, чтобы Сергй не прізжалъ понапрасну, и чтобы такой пріздъ его не подалъ повода ничего не знающей объ уговор его съ княземъ Агла Константиновн къ обвиненію его, пожалуй, въ дерзости или желаніи нанести ей непріятность… Но какъ же быть въ такомъ случа?

Лина колебалась очень долго… Боязнь подвергнуть гнву матери, державшей домъ свой на очень строгой ног, того изъ слугъ кого она послала бы съ письмомъ въ Сашино взяла верхъ наконецъ надъ другими ея соображеніями. Предъ тмъ какъ отойти ко сну она написала Софь Ивановн о случившемся, сообщивъ при этомъ изъ разговора своего съ дядей все что могло успокоить ея друзей, запечатала конвертъ, надписала адресъ, и оставила письмо на своемъ письменномъ стол..

— Любопытно что изъ этого выйдетъ! невольно сказала она себ при этомъ.

На другой день, проснувшись (она долго не смыкала глазъ въ эту ночь), первая ея мысль была объ этомъ. Еще не одтая, въ утреннемъ пеньюар, она поспшила изъ спальни своей въ кабинетъ, подошла къ столу, устремила взглядъ на мсто на которомъ оставила наканун письмо. Его тамъ уже не было.

— Что это вы изволите искать, княжна? спросила ее горничная ея Глаша идя за нею.

— Я тутъ, кажется, письмо одно оставила, отвтила Лина глядя ей въ глаза.

Но Глаша такъ искренно и равнодушно проговорила на это: «Не знаю съ, не видала», глядя въ свою очередь съ нкоторымъ изумленіемъ на вопрошавшую ее «какъ-то странно» княжну, что та тотчасъ же должна была придти къ заключенію что молодая ея прислужница никоимъ образомъ не могла состоять на должности агента въ устроенной Ашанинымъ таинственной «почт» между Сицкимъ и Сашинымъ.

Въ ту же пору, черезъ сутки, княжна одвалась въ своей спальн, когда Глаша, вышедшая за чмъ-то въ кабинетъ, вернулась оттуда съ запечатаннымъ конвертомъ въ рук.

— Вотъ-съ вы вчера какое-то письмо искали, такъ не это ли!

— Гд ты его нашла? вскрикнула Лина.

— Да на стол же-съ. Не запримтили, должно-быть, или сунули куда-нибудь предъ тмъ…

Княжна тревожно кинула на него глаза… Но это было не ея письмо, а уже отвтъ на него Софьи Ивановны Переверзиной.

— Удивительно! невольно сказала она себ опять улыбаясь.

Она вроятно удивилась бы еще боле еслибъ узнала что почталіономъ для этой корреспонденціи служила горничная ея матери, та самая «Lucr`ece», Лукерья Ильинишна, которую Глаша называла «аспидомъ» и «ехидною», и весь домъ почиталъ «шпіонкой» княгини и клевретомъ ненавидимаго за его взыскательность «Тальянца Виторія», и которая, ревнуя пламенно о вящемъ «продолженіи знакомства» своего съ «жестокимъ» московскимъ Донъ-Жуаномъ (почитавшимъ съ своей стороны священнйшимъ своимъ долгомъ, каждый разъ когда бывалъ въ Сашин, посвящать извстное время на ду съ нею вишенъ въ пустынномъ грот надъ ркой), каждое утро, подымаясь съ зарей, когда Лина и сама Глаша еще спали, прокрадывалась о-босу ногу въ кабинетъ княжны «навдаться» и «исполнить, буде есть что»…

XXXI

Setz einen Spiegel in's Herz mir hinein

Und der Spiegel wird weisen: es ist nichts darin

Als Liebe und Treue und ehrlicher Sinn.

Volkslied.