Читаем Четыре беса полностью

 -- Работа на трапеции оплачивается, -- нерешительно соображал Фриц.

 Остальные молчали, и Фриц говорил так же тихо:

 -- Мы могли бы работать под куполом.

 Опять длилось молчание, пока Адольф не сказал почти яростно:

 -- А ты очень уверен в своей ловкости?

 Фриц не отвечал. И было совсем темно и тихо.

 -- Мы можем и расстаться, --сказал Адольф хриплым шепотом.

 У всех была та же мысль и тот же страх перед нею. Теперь она была высказана, и Адольф прибавил, всматриваясь в темноту покинутого покоя:

 -- Не век же голодать.

 Сказал это приподнятым, возбужденным голосом, как говорят люди, поспорившие из-за бесовой бороды; но Фриц упорно молчал, не двигаясь, и смотрел на пол...

 Поднялись и молча вышли. Везде было холодно и темно.

 Тихо сказала Люба, когда шли они, тесно прижавшись друг к другу, -- так тихо, что Фриц едва расслышал ее голос:

 -- Фриц, я буду работать с тобой на трапеции.

 Фриц остановился.

 -- Я это знал, -- тихо сказал он и пожал ее руку.

 Луиза и Адольф ничего не говорили.

 Они решились остаться в городе. Фриц заложил их последние кольца. Адольф оставался только затем, чтобы переписываться с агентами. Но Фриц и Люба работали.

 Повесили в "Пантеоне" свою трапецию, и начали каждый день работать. Перенесли некоторые партерные приемы на трапецию, и по целым часам, обливаясь потом, ломали свои тела.

 Минуты шли за минутами, раздавалась команда Фрица. Потом на той же трапеции отдыхали они с утомленными и тусклыми улыбками.

 Начали привыкать к работе; принялись за более трудные вольты. Пробовали делать прыжки между качелями, -- и стремглав низвергались в натянутую сетку.

 И все продолжали, подбадривая друг друга восклицаниями:

 -- En avant!

 -- Ça va!

 -- Encore!

 [-- Вперед! / -- Все в порядке! / -- Еще! -- фр.]

 Фрицу удавалось, Люба падала.

 Продолжали работу.

 Загорались глаза, как пружины напрягались мускулы; как победные крики звучали их голоса, -- удалось!

 И с лихорадочною быстротою подхватывались, перебрасываемые от одного к другой, подбадривающие оклики:

 -- En avant -- du courage! [-- Вперед! -- Смелее! -- фр.]

 Люба делала успехи. ее мускулы трепетали, когда она перелетела на самую дальнюю трапецию. Попыталась еще раз, и опять удачно. Радость охватила их. Казалось, что сила их тел опьяняет их. Носились один мимо другого, и опять садились рядом отдыхать, покрытые потом, улыбающиеся.

 Охваченные радостью, осыпали они взаимными похвалами свои тела, ласкали мускулы, которые их носили, и смотрели друг на друга блистающими глазами:

 -- Ça va, ça va, -- говорили они и смеялись.

 Начали одолевать труднейшие упражнения. Придумывали новые комбинации. Испытывали и соображали. Углублялись в упражнения с жаром изобретателей. Обсуждали и придумывали изменения. Фриц почти не спал: думы о работе будили его и ночью.

 Утром, едва только солнце встанет, стучался он в дверь к Любе, и ждал ее.

 И пока еще она одевалась, он, стоя у ее дверей, развивал уже свои планы, объяснял их, громко крича, и она отвечала, возбужденная, как он, -- и они наполняли весь дом своими радостными голосами.

 Луиза протирала глаза и садилась на постели. Она начала посещать их опыты. Увлекалась успехами их работы: кричала им и аплодировала. Они отвечали сверху. Весь цирк был полон веселыми голосами.

 Только Адольф сидел молча в своем углу у конюшни.

 Однажды и он вошел, и сел, и смотрел на них. Ничего не говорил.

 Работа кончилась. Выбивались из сил. Тяжело падали в натянутую сетку.

 Фриц соскакивал на пол, и осторожно снимал Любу с сетки. Весело держал он ее на своих твердо вытянутых руках, -- как ребенка.

 Одевались, и шли в маленький ресторан есть.

 Начинали говорить о будущем, о том, где им удастся получить ангажемент, об условиях, которых они достигнут, об именах, которыя они примут, об успехах, которые их ожидают.

 Оба, прежде такие молчаливые, они смеялись, они строили свое будущее. Фриц придумывал новое упражнение, -- всегда новое.

 -- Если бы вот на это отважиться, -- говорил Фриц, весь пылая, -- если бы на это отважиться!

 Люба глядела на него, и отвечала:

 -- Так что ж! Если ты хочешь.

 И что-то в ее голосе ободряло Фрица. "

 -- Ты у меня молодец, -- говорил он вдруг и смотрел на нее, --и приветливо мерцали ее глаза.

 И сидели оба, прислонясь головой к стене, глядя прямо перед собою, и мечтая.

 Однажды попробовали они в первый раз свою последнюю выдумку, -- то, что, по их мнению, должно было их особенно выдвинуть, как их специальность. Им удалось, -- с одной трапеции на другую перепрыгнуть задом наперед.

 Снизу послышался крик. Это Адольф, с высокоподнятым лицом, с сияющими глазами, кричал браво, браво, так что откликались пустые стены:

 -- Браво, браво, -- кричал он опять, охваченный удивлением.

 И они перекликались все четверо, спрашивая и объясняя.

 В этот день они обедали вместе, также и на другой день. Они говорили об упражнениях, как будто бы все четверо в них участвовали. Фриц говорил:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
1984. Скотный двор
1984. Скотный двор

Роман «1984» об опасности тоталитаризма стал одной из самых известных антиутопий XX века, которая стоит в одном ряду с «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли и «451° по Фаренгейту» Брэдбери.Что будет, если в правящих кругах распространятся идеи фашизма и диктатуры? Каким станет общественный уклад, если власть потребует неуклонного подчинения? К какой катастрофе приведет подобный режим?Повесть-притча «Скотный двор» полна острого сарказма и политической сатиры. Обитатели фермы олицетворяют самые ужасные людские пороки, а сама ферма становится символом тоталитарного общества. Как будут существовать в таком обществе его обитатели – животные, которых поведут на бойню?

Джордж Оруэлл

Классический детектив / Классическая проза / Прочее / Социально-психологическая фантастика / Классическая литература