«Чингизово право». Правовое наследие Монгольской империи в тюрко-татарских ханствах и государствах Центральной Азии (Средние века и Новое время)

Ханские указы, распоряжения и послания вполне могли бы рассматриваться как вновь введённые в оборот официальные акты, не имевшие ничего общего с чингизидскими традициями, однако форма и реквизиты этих документов свидетельствуют об обратном. Они создавались в соответствии с чётко разработанной структурой, содержали имя и титул издавшего их монарха, дату и место издания, а самое главное — ханскую печать (чаще всего — нишан, т. е. перстневую печать). Аналогичные печати использовали как золотоордынские, так и крымские ханы, считавшиеся главными преемниками монархов Золотой Орды[893]. Сходство перстневых печатей казахских с нишанами крымских монархов представляется вполне очевидным, что свидетельствует о преемственности чингизидских традиций Крымского и Казахского ханств от их общего предшественника — Золотой Орды. Весьма характерно, что в канцелярской традиции Казахского ханства для обозначения печати использовался тот же термин, что в Золотой Орде — «ал-тамга» (алая печать) или «кок-тамга» (синяя печать)[894].

Ещё более значительным свидетельством значения чингизидских правовых традиций в казахском обществе рассматриваемого периода является использование конкретных норм, позаимствованных из правового опыта Монгольской империи и Золотой Орды. Как и в этих государствах, большинство этих норм в Казахском ханстве касалось права на власть, статуса монархов и их взаимоотношения с различными категориями своих подданных.

Прежде всего, речь идёт о праве на трон, которым традиционно обладали лишь представители «золотого рода», т. е. прямые потомки Чингис-хана по мужской линии[895]. Они в казахской правовой традиции именовались «торе», и это, на наш взгляд, позволяет сделать вывод, что эта монополия Чингизидов на власть пришла из древнего права торе, появившегося ещё до империи Чингис-хана и широко применявшегося впоследствии Чингизидами[896]. Надо полагать, ещё предшественники монгольских ханов, тюркские каганы, установили законоположение, согласно которому только представители правящего рода имели право на верховную власть[897]. Соответственно, сохранялась в полной мере и традиционная церемония возведения в ханы: на курултае хана поднимали на белой кошме и клялись ему в верности. Российский современник отмечает, что «обычай сей есть остаток времён чингисовых»[898]. Примечательно, что этот элемент чингизидской традиции сохранялся даже в Букеевском ханстве, изначально находившемся под сильным влиянием российских имперских правовых традиций: ханов Букея (1812–1815) и Джангира (1824–1845) торжественно возводили на трон на курултае, поднимая на белом войлоке[899].

В связи с этим преемственность казахских ханов от Чингис-хана всячески подчёркивалась. Дополнительным же фактором легитимности их власти являлось то, что их ближайшие предки также носили ханский титул. В своих актах и печатях ханы обязательно указывали не только своё имя и титул, но и имя своего хана-отца, что должно было повысить силу и значение ханского распоряжения в глазах подданных[900]. Так, например, известны печати ханов рассматриваемого периода: «Вали-хан б. Аблай-хан» (1781–1821), «Джан-тура-хан ибн Ай-Чувак-хан» (1805–1809), «Каратай-хан ибн Нур-Али-хан» (1806–1823), «Шир-Гази-хан ибн Ай-Чувак-хан» (1812–1824), «Букай-хан ибн Нур-Али-хан» (1812–1815)[901].

Второй элемент права Чингизидов, сохранившийся в Казахском ханстве — это прерогативы ханов. Как известно, со времён Монгольской империи и Золотой Орды ханы имели ряд полномочий, важнейшие из которых можно сгруппировать по следующим направлениям: распоряжение всеми землями государства, внешняя политика (война и мир, дипломатия), суд над подданными, законодательная деятельность[902]. Сохранившиеся источники позволяют сделать вывод, что все эти полномочия в той или иной степени были свойственны и казахским монархам XVIII–XIX вв.