Читаем «Чингизово право». Правовое наследие Монгольской империи в тюрко-татарских ханствах и государствах Центральной Азии (Средние века и Новое время) полностью

Другой потомок Кишлика, дальний родич Абд ал-Али-тархана — Мухаммад-Мазид-тархан б. Урда-Буга-тархан столь же независимо управлял Туркестаном (Яссами); он был братом супруги мирзы Абу Саида, ставшей матерью Султан-Ахмад-мирзы и Султан-Махмуд-мирзы[518]. Не удивительно, что после утраты своего владения в Туркестане он занял главенствующее положение среди самаркандской знати и вместе со своим старшим братом Дервиш-Мухаммад-тарханом (главой самаркандских тарханов) устраивал заговоры против правителей-Тимуридов, свергая и возводя их на трон по собственному усмотрению[519]. Влияние потомственных тарханов было настолько велико, что даже Чингизиды стремились породниться с этими могущественными кланами — так, например, Мухаммад Шайбани приложил немало усилий, чтобы взять в жёны дочь Мухаммад-Мазид-тархана[520], а могулистанский (ташкентский) хан Султан-Махмуд столь же упорно добивался руки дочери брата Мухаммад-Мазид-тархана — Дервиш-Мухаммад-тархана[521].

Тем не менее столь крутой взлёт тарханов представлял собой, скорее, исключение и был связан не столько со спецификой их привилегированного статуса, сколько с особенностями политической ситуации в державе последних Тимуридов. Практика пожалования тарханства простолюдинам сохранялась и в эпоху могущества потомков Кишлика, и намного позднее. Например, Бабур, описывая взятие им Самарканда в 1501 г., сообщает, что ему противостоял Фазил-тархан, специально оговаривая, что это был не родственник самаркандских тарханов, а торговец, получивший тарханство от хана за какие-то заслуги[522]. Известны ярлыки хивинских ханов Ануша-Мухаммада, Эренга и Ильбарса (сер. XVII — 1-я четв. XVIII в.), жаловавших тарханство землевладельцам и представителям духовенства[523].

Наибольшее количество тарханных пожалований в различных их формах (в частности, в суюргальной) в Золотой Орде приходится на 2-ю пол. XIV — нач. XV в., а затем, после распада Улуса Джучи, эта практика нашла широкое применение и в постордынских государствах. И если в Крымском ханстве к кон. XV — нач. XVII в. наблюдается сокращение числа тарханных пожалований и их постепенная замена денежным вознаграждением[524], то таких сведений о других джучидских ханствах у нас нет. Напротив, на основе сохранившихся (хотя и крайне немногочисленных) материалов и других исторических источников исследователи делают вывод, что тарханство было довольно широко распространено, в частности, в Казанском и Сибирском ханствах — вплоть до их захвата Московским государством.

Собственно, и для русских этот институт отнюдь не являлся чем-то чуждым и неизвестным: под влиянием правовых традиций Золотой Орды местные русские правители уже с XIV в. сами стали выдавать тарханные грамоты как церковным, так и светским адресатам — начиная с бояр и высшего духовенства и заканчивая низшими представителями княжеской администрации. Тарханные (и, как их разновидность, тарханно-несудимые) грамоты выдавались русскими князьями десятками в XIV–XV вв., однако к нач. XVI в. количество выдаваемых грамот сильно сократилось[525], в 1547 г. была выдана такая последняя грамота, а в Судебнике 1550 г. тарханство как институт в Московском царстве было отменено[526].

Тем не менее после вхождения в состав России Казанского ханства, Башкирии, а затем и Сибирского ханства завоевателям пришлось пойти на частичное восстановление тарханства в отношении коренного населения. Строго говоря, этот процесс не может считаться «восстановлением» в буквальном смысле — российская власть всего лишь сохранила в Поволжье, Приуралье и Западной Сибири институт, который и не прекращал своего существования. Она признала права тарханов на налоговый иммунитет и особое положение среди остального населения, однако сам принцип пожалования тарханства уже вскоре после падения Казани претерпел существенные изменения.

Тарханство неоднократно исследовалось специалистами с точки зрения этимологии этого термина, его юридического содержания, статуса, изменения отношения к нему в тюрко-монгольских государствах. Специальные работы посвящались и тарханству в Башкирии и (в меньшей степени) Казахстане[527]. Однако, насколько нам известно, трансформация института тарханов, изменение отношения к нему со стороны властей и самих кочевников в имперский период не являлась специальным предметом исследования. Соответственно, ниже мы намерены рассмотреть в историко-правовом отношении процесс присвоения титула (звания) тарханов властями, последствия его приобретения для обладателей и причины, по которым тарханство со временем перестало быть актуальным для башкир и казахов.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Синто
Синто

Слово «синто» составляют два иероглифа, которые переводятся как «путь богов». Впервые это слово было употреблено в 720 г. в императорской хронике «Нихонги» («Анналы Японии»), где было сказано: «Император верил в учение Будды и почитал путь богов». Выбор слова «путь» не случаен: в отличие от буддизма, христианства, даосизма и прочих религий, чтящих своих основателей и потому называемых по-японски словом «учение», синто никем и никогда не было создано. Это именно путь.Синто рассматривается неотрывно от японской истории, в большинстве его аспектов и проявлений — как в плане структуры, так и в плане исторических трансформаций, возникающих при взаимодействии с иными религиозными традициями.Японская мифология и божества ками, синтоистские святилища и мистика в синто, демоны и духи — обо всем этом увлекательно рассказывает А. А. Накорчевский (Университет Кэйо, Токио), сочетая при том популярность изложения материала с научной строгостью подхода к нему. Первое издание книги стало бестселлером и было отмечено многочисленными отзывами, рецензиями и дипломами. Второе издание, как водится, исправленное и дополненное.

Андрей Альфредович Накорчевский

Востоковедение
Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников XVIII — начала XX в.
Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников XVIII — начала XX в.

В книге впервые в отечественной науке предпринимается попытка проанализировать сведения российских и западных путешественников о государственности и праве стран, регионов и народов Центральной Азии в XVIII — начале XX в. Дипломаты, ученые, разведчики, торговцы, иногда туристы и даже пленники имели возможность наблюдать функционирование органов власти и регулирование правовых отношений в центральноазиатских государствах, нередко и сами становясь участниками этих отношений. В рамках исследования были проанализированы записки и рассказы более 200 путешественников, составленные по итогам их пребывания в Центральной Азии. Систематизация их сведений позволила сформировать достаточно подробную картину государственного устройства и правовых отношений в центральноазиатских государствах и владениях.Книга предназначена для специалистов по истории государства и права, сравнительному правоведению, юридической антропологии, историков России, востоковедов, источниковедов, политологов, этнографов, а также может служить дополнительным материалом для студентов, обучающихся данным специальностям.

Роман Юлианович Почекаев

Востоковедение