«Чингизово право». Правовое наследие Монгольской империи в тюрко-татарских ханствах и государствах Центральной Азии (Средние века и Новое время)

В империи Чингис-хана и государствах его потомков тарханство представляло собой награду за ранее оказанные хану или государству услуги, т. е. лицо, получившее звание тархана, освобождалось от налогов и повинностей, приобретало ряд дополнительных льгот и при этом не несло никаких обязательств перед государством: если благосостояние позволяло, тарханы могли жить в своих владениях за свой собственный счёт и т. д., и лишь те из них, которые нуждались в средствах, поступали на ханскую или иную службу. В русский же период условием признания и сохранения тарханства стала именно государственная служба: исследователи вполне обоснованно отмечают, что большинство тарханов (признанных в этом достоинстве новыми московскими властями) стали именно служилыми татарами — как в Казанском, так и в Сибирском «царствах»[528]. Соответственно, статус служилых татар, поступавших на московскую службу «за многие привилегии»[529], в какой-то мере поглотил понятие тарханства как в Поволжье, так и в Сибири: именно служилые татары противопоставляются «ясачным», т. е. податному сословию[530]. Само понятие тарханства, насколько можно судить, уже не имеет широкого применения на территории бывших татарских ханств в публично-правовой сфере и используется больше в вопросах частноправового характера — в случае споров о земельных владениях, определении социальной принадлежности конкретного лица или семейства и др.

Тем не менее сам факт тарханства, дарованного прежними властями постордынских государств, признавался московским правителем, и ханские ярлыки сохраняли свою силу, неоднократно подтверждаясь и российской администрацией. Наверное, самым известным таким примером является ярлык казанского хана Сахиб-Гирея 1523 г., потомки получателя которого использовали его как доказательство в суде даже в 1823 г., ссылаясь также на его подтверждения 1680 и 1766 гг.[531]

Более широко тарханство использовалось на территории Башкирии, вероятно, в силу кочевого характера и консервативных правовых традиций местного населения оставаясь более востребованным, нежели среди служилых татар, ведших оседлый образ жизни и приписанных к определённым «десятням». Как и татары, башкиры в обмен на признание тарханства должны были нести военную службу (как правило, по охране границы или в станицах), но, подобно и прежним тарханам, освобождались от налогов и повинностей — на это обращал внимание ещё П. И. Рычков в 1750-е гг.: «Разумеется же, тархан — служилый башкир, а не ясачник… и когда куда на службу наряд, то тарханы первые служить должны»[532]. Соответственно, российская власть признавала и закрепляла за тарханами освобождение от налогов и повинностей — причём в некоторых случаях это приходилось делать и в индивидуальном порядке: так, в 1628 г. специальной «памятью» Приказа Казанского уфимскому воеводе было предписано не взимать с семейств двух башкирских тарханов подводы[533]. На наш взгляд, подобная практика свидетельствует о том, что тарханы отнюдь не составляли сословия, на которое полностью распространялись определённые права и привилегии — их приходилось оговаривать специальными актами в каждом конкретном случае. Более того, государство принимало на себя обязательство гарантировать башкирским тарханам защиту и неприкосновенность их владений — об этом свидетельствует, в частности, ряд грамот из Приказа Казанского уфимским воеводам 1680–1690-х гг. о защите земельных прав башкирских тарханов, ограждении их от посягательств со стороны сородичей и т. д.[534]

В результате на территории Поволжья и Приуралья к сер. XVIII в. сформировались две группы тарханов: «старые», чьи привилегии были получены ещё в эпоху Казанского ханства и впоследствии подтверждены московскими властями, и «новые», возведённые в тарханское достоинство уже находясь в российском подданстве. Права «старых» тарханов признавали все российские правители XVII — нач. XVIII в.: от Михаила Фёдоровича в 1620-е гг. до Петра I в 1701–1702 гг.[535]

Естественно, «старые» тарханы в силу давности своих прав и привилегий в меньшей степени связывали их с обязанностью военной службы и нередко негативно воспринимали попытки властей привлечь их к охране границ и т. д. Неудивительно, что именно тарханы принимали активное участие в антироссийских восстаниях в Башкирии. Крайне негативную оценку башкирским «старым» тарханам дал первый начальник Оренбургской экспедиции И. К. Кирилов: «старинные тарханы никакого ясаку не плачивали и не платят, но должны служить службы, однако служат они своему воровству, а не по указом, и затем сей их чин впредь весьма не надобен»[536]. Несомненно, его мнение сыграло немалую роль в решении Анны Иоанновны лишить тарханного достоинства участников восстаний и приостановить дальнейшее пожалование этого звания в Башкирии: «а тарханов, которые бунтовали и сообщниками бунтовщиков были, тех всех за их противности отрешить и впредь таких тарханов, без особливых наших указов, не выбирать и не определять»[537].