«Чингизово право». Правовое наследие Монгольской империи в тюрко-татарских ханствах и государствах Центральной Азии (Средние века и Новое время)

Что касается Казахстана, то институт тарханства в нём, в отличие от Поволжья, фактически был возрождён, поскольку накануне признания казахами российского подданства (в 1731 г.) в местной правовой практике не использовался. И по странному совпадению использование тарханского звания в Казахстане начинается как раз в то время, когда в Башкирии начался процесс его постепенного вытеснения. В 1739 г. Анна Иоанновна лишила ряд тарханов звания за участие в антироссийских восстаниях и ввела своего рода «мораторий» на пожалование тарханства в дальнейшем — и именно в этом году влиятельный казахский бий Джанибек Кошкарыулы в своей переписке с начальником Оренбургской пограничной комиссии В. А. Урусовым впервые поднял вопрос о возможности получить звание тархана[547].

Возможно, именно в силу неопределённости позиции российских властей относительно судьбы этого института в Башкирии решение по просьбе Джанибека затянулось: он получил статус «первого тархана» лишь в августе 1742 г. на основе именного указа новой императрицы Елизаветы, а церемония возведения его в тарханы произошла вообще 11 июля 1743 г.[548] Весьма любопытной представляется следующая деталь: новый начальник Оренбургского края Неплюев, отвечая на очередной запрос Джанибека, заявлял, что сам он, в принципе, не против, но бию необходимо заручиться также и поддержкой Абулхаира, хана Младшего Жуза[549]. По всей видимости, подобный шаг со стороны Неплюева объяснялся тем, что, в отличие от Башкирии, являвшейся частью Российской империи, Казахстан в тот период находился в вассальной зависимости от российских монархов, и именно с ханами российская власть формально осуществляла контакты. Соответственно, для возведения в тарханские достоинства подданных казахских ханов требовалось одобрение последних. Тем не менее сам факт пожалования тарханства не ханом, а российской императрицей свидетельствует о достаточно противоречивом характере российско-казахских отношений в XVIII в. и отсутствии чёткого правового их регулирования.

Как бы то ни было, с присвоением бию Джанибеку звания тархана этот институт стал инструментом российского влияния и среди казахов. Обращает на себя внимание, что бий Джанибек официально именовался «первым тарханом», и это не просто отражение факта, что он первым из казахов получил это звание. В случае появления в Казахстане и других тарханов он продолжал бы оставаться «знатнейшим» среди них и фактически по своему статусу и в глазах российских властей, и самих казахов сравнялся с ханами-Чингизидами[550]. Изучение жизни и деятельности бия Джанибека Кошкарулы даёт основание утверждать, что он фактически занимал такое положение и до получения тарханства. Однако российская власть, официально закрепляя его фактический статус пожалованием звания «первого тархана», старалась показать, что именно благодаря её поддержке влиятельный бий закрепил своё влияние. Тем самым оно положило начало созданию в Казахстане «новой элиты» — аналогично формированию в Башкирии прослойки «новых» тарханов.

Также нельзя не обратить внимание на то, что Неплюев, отчитываясь императрице Елизавете Петровне о прошедшей церемонии возведения бия Джанибека в тарханы, упомянул, как «службу и верность» последнего, так и тот факт, что благодаря новому званию, он свои обязательства по отношению к России «свободнее и ревностнее исполнять может»[551]. Таким образом, тарханство в данном случае может рассматриваться, с одной стороны, как почётный титул — награда за прежние заслуги (в соответствии с чингизидскими традициями), с другой же стороны — как звание, предполагающее не только права, но и обязанности. Неслучайно и в вышеупомянутом указе российский правитель выражал надежду, что «Джанибек и его потомки… не оставят по верноподданнической своей к ея императорскому величеству должности верные свои службы и добрыя поступки вечно продолжать»[552]. Таким образом, как и в Поволжье, в Казахстане тарханство виделось, прежде всего, не как признание прежних заслуг, а как инструмент лояльности местной элиты российской власти и как залог последующей службы России. А поскольку казахи, в отличие от башкир, не привлекались на российскую военную службу[553], речь шла, вероятнее всего, о продолжении защиты бием Джанибеком российских интересов в Казахстане.

Поскольку в эти годы Казахстан (в особенности его Средний Жуз) являлся ареной борьбы между Российской империей и Джунгарским ханством, последние также использовали институт тарханства в своих интересах. В 1740–1750-е гг. несколько казахских батыров (Малай-Сары, Казак-Сары) получили от джунгарских хунтайджи звание тарханов. Однако, насколько можно судить по сведениям источников, они признавались в качестве тарханов и пользовались соответствующими правами и привилегиями лишь во время своего пребывания в Джунгарском ханстве, тогда как на территории подконтрольной России их тарханство не признавалось[554].