«Чингизово право». Правовое наследие Монгольской империи в тюрко-татарских ханствах и государствах Центральной Азии (Средние века и Новое время)

Среди особенностей мусульманского права (шариата) в постордынских государствах прежде всего следует назвать его более значительную роль среди источников права по сравнению с самой Золотой Ордой. Как уже отмечалось выше, возрастание роли шариата во многом было связано с упадком центральной власти и упадком системы имперского права, реализацию которого были в состоянии обеспечивать могущественные ханы Золотой Орды в XIV — нач. XV в. Одновременно возрастала роль мусульманского духовенства, которое уже со времён хана Узбека было интегрировано в административную структуру Джучидской державы, а по мере ослабления имперских государственно-властных институтов лишь усиливало свои позиции.

Наконец, ещё одной причиной возрастания роли мусульманского права стала необходимость поиска правителями тюрко-татарских государств новых средств легитимации власти. Дело в том, что в результате упадка чингизидских империй (империя Юань в Китае, Государство Ильханов в Иране, Чагатайский улус, Золотая Орда) к кон. XIV — нач. XV в. происхождение от Чингис-хана перестало являться главным основанием для получения высшей власти. В результате на троны различных государств на территории бывшей Монгольской империи стали претендовать не только Чингизиды, но и представители других родов, прежде считавшихся менее знатными по сравнению с потомками Чингис-хана. Так, уже во времена золотоордынской смуты 1360–1370-х гг. («великой замятни» русских летописей) несколько областных правителей попытались провозгласить себя самостоятельными государями в своих регионах. Позднее самостоятельными правителями стали ногайские бии — потомки Идигу («Едигея»), сибирские Тайбугиды, в Чагатайском улусе — Тимуриды и ряд менее знатных династий, в Кашгаре — род Дуглат и т. д.

Чингизиды продолжали считаться законными претендентами на власть в силу своего происхождения — в результате неоднократно упоминавшейся в настоящей книге «инерции», выявленной В. В. Трепавловым, однако они теперь являлись всего лишь «старшими среди равных» претендентов на власть и трон. Харизме рода Чингис-хана были противопоставлены иные основания легитимации власти, главными из которых в условиях всё большего распространения ислама в чингизидских государствах стали факторы религиозные. В изменившихся обстоятельствах эти основания представлялись даже более убедительными, чем происхождение от Чингис-хана, поэтому не нужно удивляться тому, что и сами Чингизиды вскоре стали активно прибегать к религиозному обоснованию своих прав на власть и своих политических решений и действий. Апелляция к религиозным ценностям и авторитетам в рассматриваемый период осуществлялась в течение всего правления любого тюрко-татарского государя, начиная с его вступления на престол.

В результате на смену прежним основаниям права султанов-Чингизидов на трон и высшую власть в том или ином государстве[574] пришло новое, более веское в изменившихся обстоятельствах — воля Аллаха, отражённое в одном из стихов Корана: «Ты даруешь власть, кому пожелаешь, и отнимешь власть, от кого пожелаешь»[575]. Некоторые тюрко-татарские монархи даже провозгласили себя халифами (халиф — глава всех мусульман). Например, такой титул принял потомок золотоордынских монархов Мухаммад Шайбани, хан Мавераннахра, выдвинувший оригинальную концепцию о возможности сосуществования нескольких халифов в разных государствах — при условии непричинения ими вреда друг другу[576]. А в сер. XVII в. халифами, по некоторым данным, объявляли себя крымские ханы Мухаммад-Гирей IV и Ислам-Гирей III, которые формально должны были признавать духовным главой всех мусульман своего сюзерена — турецкого султана[577].

Поэтому неслучайно, что уже в церемонии воцарения хана, проводившейся в традиционной форме курултая, в постордынскую эпоху участвовали не только члены ханского рода, знать и военачальники, но и представители мусульманского духовенства. Помимо традиционной клятвы, вступавший на престол монарх клялся на Коране и получал одобрение главы духовенства — такая практика имела место в Казани, Касимове и других тюрко-татарских ханствах[578].

В дальнейшем ханы и правители постоянно советовались с сейидами и другими авторитетными представителями духовенства, которые нередко своим авторитетом скрепляли решения государей, обеспечивая эффективность их исполнения. Казанские сейиды в последние годы существования ханства нередко являлись первыми советниками ханов, т. е. фактически — главами правительства ханства. Нам неизвестно, насколько была распространена в постордынских государствах практика оформления ханских решений путём издания местными богословами фетв — по крайней мере, в ханствах Средней Азии она использовалась весьма широко. Сильные мусульманские традиции постордынских ханств — Казанского, Крымского, Касимовского и значительное влияние духовенства на политические дела этих ханств дают нам основание считать, что такой же линии придерживались и их монархи.