Читаем «Чингизово право». Правовое наследие Монгольской империи в тюрко-татарских ханствах и государствах Центральной Азии (Средние века и Новое время) полностью

В Казанском и Касимовском ханствах роль сейидов была столь велика, что они не только являлись духовными лидерами местного мусульманского населения, но и командовали войсками. Современные исследователи даже предполагают, что касимовский сейид одновременно исполнял и функции беклярибека[579]. В Крымском ханстве сейиды исполняли роль главных кади, т. е. верховных судей по законам шариата. В ханских грамотах и посланиях их имена нередко ставились даже перед именами самих султанов из дома Гиреев[580]. Также известно о судебных функциях сейидов и в Сибирском ханстве в период правления хана Кучума[581].

Международные договоры постордынских государств также нередко заключались с учётом догматов исламского вероучения и мнения мусульманского духовенства. Так, например, ногайские бии и мурзы XVI–XVII вв. в переговорах с московскими государями нередко апеллировали к своему мусульманскому вероисповеданию (правда, уподобляя, а не противопоставляя его христианству московских князей), а договоры с Москвой непременно скрепляли клятвой на Коране[582]. Казанские сейиды в кон. XV — сер. XVI в. лично участвовали в переговорах с московскими властями и выработке условий международных договоров[583]. Велика была также роль духовенства во внешней политике Крымского ханства: например, хан Мухаммад-Гирей IV в 1659 г. указывал царю Алексею Михайловичу, что советовался с «учёными», которые «сказали, что договор нарушили московцы»[584].

Время от времени правители тюрко-татарских ханств пытались ограничить влияние духовенства и вступали в конфликт со своими мусульманскими советниками. Сами факты таких конфликтов свидетельствуют о значительном влиянии, которым обладало мусульманское духовенство, т. к. его представители могли позволить себе конфронтацию с монархами. А исход таких противостояний бывал различным. Так, например, казанский хан Сафа-Гирей за время своего правления казнил двух сейидов Казани, и одного — русский ставленник Шах-Али[585]. А крымский хан Мурад-Гирей, пытавшийся провести судебную реформу и заменить шариатский суд судом по обычному тюрко-монгольскому праву торе, напротив, был вынужден уступить в споре видному представителю духовенства Вани-эфенди и отказаться от своего намерения[586].

Тюрко-татарские монархи не только оказывали покровительство религиозным деятелям, строили богоугодные заведения и финансировали их деятельность, но и вели священные войны (газават). При этом «священной» могла быть объявлена война и против других мусульманских государств, если придворные богословы признавали, что враги являются отступниками от ислама и поэтому даже более опасными врагами, чем «неверные». Именно так Мухаммад Шайбани-хан обосновывал свои походы против сибирских Шибанидов в кон. XV в., когда он ещё претендовал на трон Улуса Джучи, и на казахов, уже будучи ханом Мавераннахра[587]. Точно так же борьба хана Кучума с сибирскими династами Тайбугидами (по сути представляющая собой реставрацию законной династии на троне прежнего Тюменского юрта) была представлена как деятельность по распространению ислама в этом языческом регионе — при одобрении и активном содействии мусульманского духовенства из Бухары и Хорезма[588]. Аналогичным образом крымские ханы и султаны, обосновывая свои намерения восстановить Улус Джучи в прежних границах, отвоевав у Московского царства Казанское и Астраханское ханства, представляли свои действия как войну с врагами веры — равно как и борьбу против персидских кызылбашей. Вассалитет по отношению к Османской империи, султан, который являлся также и халифом, и выполнение его воли являлись в полной мере достаточным обоснованием для объявления любых боевых действий с неприятелем Османского государства — газаватом[589].

Особое место в правовой культуре тюрко-татарских государств занимала судебная деятельность, которая стала прерогативой преимущественно мусульманских правоведов. Как известно, шариатские суды действовали в Золотой Орде параллельно с имперскими судами-дзаргу в качестве официальной судебной инстанции ещё с 1320-х гг., т. е. с того времени, как хан Узбек официально принял ислам и стал активно заниматься распространением его в своём государстве. Теперь же фактическое упразднение дзаргу привело к возрастанию роли судов кади, которые в постордынских государствах не просто сосуществовали с официальными ханскими судами, а просто-напросто вытеснили их, превратившись в основную судебную инстанцию. Так, например, известно, что в Казанском ханстве практически вся судебная деятельность осуществлялась мусульманскими богословами[590]. Косвенные сообщения источников позволяют говорить и о судебных прерогативах сейидов в Касимовском ханстве[591].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Синто
Синто

Слово «синто» составляют два иероглифа, которые переводятся как «путь богов». Впервые это слово было употреблено в 720 г. в императорской хронике «Нихонги» («Анналы Японии»), где было сказано: «Император верил в учение Будды и почитал путь богов». Выбор слова «путь» не случаен: в отличие от буддизма, христианства, даосизма и прочих религий, чтящих своих основателей и потому называемых по-японски словом «учение», синто никем и никогда не было создано. Это именно путь.Синто рассматривается неотрывно от японской истории, в большинстве его аспектов и проявлений — как в плане структуры, так и в плане исторических трансформаций, возникающих при взаимодействии с иными религиозными традициями.Японская мифология и божества ками, синтоистские святилища и мистика в синто, демоны и духи — обо всем этом увлекательно рассказывает А. А. Накорчевский (Университет Кэйо, Токио), сочетая при том популярность изложения материала с научной строгостью подхода к нему. Первое издание книги стало бестселлером и было отмечено многочисленными отзывами, рецензиями и дипломами. Второе издание, как водится, исправленное и дополненное.

Андрей Альфредович Накорчевский

Востоковедение
Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников XVIII — начала XX в.
Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников XVIII — начала XX в.

В книге впервые в отечественной науке предпринимается попытка проанализировать сведения российских и западных путешественников о государственности и праве стран, регионов и народов Центральной Азии в XVIII — начале XX в. Дипломаты, ученые, разведчики, торговцы, иногда туристы и даже пленники имели возможность наблюдать функционирование органов власти и регулирование правовых отношений в центральноазиатских государствах, нередко и сами становясь участниками этих отношений. В рамках исследования были проанализированы записки и рассказы более 200 путешественников, составленные по итогам их пребывания в Центральной Азии. Систематизация их сведений позволила сформировать достаточно подробную картину государственного устройства и правовых отношений в центральноазиатских государствах и владениях.Книга предназначена для специалистов по истории государства и права, сравнительному правоведению, юридической антропологии, историков России, востоковедов, источниковедов, политологов, этнографов, а также может служить дополнительным материалом для студентов, обучающихся данным специальностям.

Роман Юлианович Почекаев

Востоковедение