«Чингизово право». Правовое наследие Монгольской империи в тюрко-татарских ханствах и государствах Центральной Азии (Средние века и Новое время)

Впрочем, следует отметить, что подобную роль в законодательной сфере монархи играли не только в государствах Чингизидов — она вообще характерна для тюркских государств Евразии, включая и те, где ислам занимал явно доминирующие позиции. Так, в знаменитой поэме «Кутадгу билик» («Благодатное знание»), написанной в XI в. сановником державы Караханидов Юсуфом Баласагуни, весьма последовательно описываются законодательные прерогативы государей[626]. В Османской империи султаны весьма активно занимались правотворчеством, и их законодательство (канун) имело не меньшее значение, чем шариат и обычное право (орфи)[627]. Это даёт ещё одно основание для вывода о том, что чингизидское право явилось очередным этапом в развитии правовой системы тюрко-монгольских народов Евразии, испытав значительное влияние права прежних этносов и государств.

Чингизидское право активно задействовалось и в налоговой сфере. Формально налоги в Бухарском, Хивинском и Кокандском ханствах взимались на основе шариата. Однако весьма часто ханы своими ярлыками устанавливали дополнительные налоги, а ряд налогов могли устанавливать также и местные эмиры. При этом вид и размер налога также, по свидетельствам современников, определялся ханом по собственному усмотрению[628]. Например, при правлении бухарского эмира Музаффара был введён налог на войну с русскими в размере 1,5 % от стоимости товара; хотя этот налог формально являлся не систематическим, а установленным в связи с конкретными обстоятельствами, он вскоре превратился в постоянный и действовал вплоть до падения Бухарского эмирата (т. е. когда война с русскими уже давно завершилась)[629]. Кокандские ханы весьма вольно обращались с суммами, поступавшими от сбора налогов, предназначенных на нужды верующих, в частности, с закятом и ушром, расходуя их по своему усмотрению[630].

В некоторых случаях в налоговых правоотношениях наблюдалось прямое противодействие шариату с апеллированием к нормам чингизидского права. Так, например, хивинские туркмены неоднократно восставали и отказывались платить харадж, ханам приходилось их заново завоёвывать и вновь облагать мусульманскими налогами[631]; аналогичным образом в XIX в. киргизы Кокандского ханства неоднократно отказывались платить налоги в соответствии с шариатом, ссылаясь, что ни адат, ни чингизидские традиции не предусматривали их уплаты[632]. Кокандский хан Мадали своим указом освободил племя ногаев от уплаты хараджа[633]; ещё один кокандский хан Худояр практиковал передачу права взимать шариатские налоги с населения откупщикам (ханская политика также известная ещё со времён Монгольской империи). Неудивительно, что среднеазиатское духовенство старалось всячески бороться против подобных злоупотреблений, корни которых шли из чуждого ему чингизидского права[634]!

Значительное влияние «чингизово право» имело и в земельно-правовой сфере. Согласно принципам шариата, земля принадлежит Аллаху, а главным распорядителем является монарх, которому Бог дарует власть. Этот принцип в тюрко-монгольских государствах вполне органично сочетался с чингизидским принципом, согласно которому все земли в государстве являлись собственностью рода Чингис-хана, и монарх также являлся их верховным распорядителем. Поэтому не приходится удивляться, что монархи в среднеазиатских ханствах, опираясь на оба эти принципа, имели значительные полномочия по распоряжению земельными владениями, включая даже частные владения — мульки.

Прекрасным подтверждением сочетания мусульманских и чингизидских норм в земельном праве являются ханские ярлыки. Прежде всего, это сам факт, что мульки (безусловная частная собственность в соответствии с нормами шариата) закреплялись на основании ханских ярлыков, например, в Хивинском ханстве имелась особая категория земель — «ярлык-и-мульк», которая приобреталась в собственность феодалами среднего уровня и продолжала оставаться под контролем ханской власти[635]. В ханских же ярлыках можно наблюдать весьма причудливое сочетание форм земельной собственности, статус которой регулировался нормами и шариата, и чингизидского права. Например, в ярлыке бухарского хана Убайдаллаха I от 945 г. по х., в котором хан руководствуется «украшающими шариат помыслами», упоминается «чингизидское» пожалование в суюргал должности шейх-ал-ислама некоему Камалдин-шайхиму с соответствующими земельными владениями[636]. Аналогичным образом в ярлыке бухарского же хана Абдаллаха II 980 г. по х., пожалованном Калан-ходже, упоминается, что последний является обладателем и мулька (земельная собственность в мусульманском праве), и чингизидского суюргала (владение, даруемое за службу и снабжённое различными иммунитетами — налоговым, административным, судебным)[637].