«Чингизово право». Правовое наследие Монгольской империи в тюрко-татарских ханствах и государствах Центральной Азии (Средние века и Новое время)

Ещё в последней четв. XIX в. М. М. Ковалевский, говоря о преимуществах использования историко-сравнительного метода в изучении права, предостерегал от ошибки «случайного» сопоставления совершенно различных правовых систем и совершенно обоснованно говорил о том, что основанием для сравнения должна стать определённая общность происхождения сравниваемых законодательств — «от общего ствола»[643]. Исходя из этого принципа, сравнение монгольских и казахских кодификаций представляется совершенно корректным и обоснованным: и Монгольское ханство, и Казахское ханство[644] являлись опосредованными наследниками империи Чингис-хана, поскольку образовались в результате распада выделившихся из её состава государств (соответственно, империи Юань и Золотой Орды), да и правили в них прямые потомки Чингис-хана. Кроме того, исследователи обоснованно утверждают о взаимодействии позднесредневековых казахов и монголов в политической и правовой сферах и взаимовлиянии их кодификаций[645].

Право монголов и казахов изучается с XVIII в., причём исследователи до сих пор ведут дискуссии, являлось ли их право преимущественно обычным или же позитивным. Например, среди исследователей монгольского права К. Ф. Голстунский, Ц. Ж. Жамцарано, В. А. Рязановский считают, что право это представляло собой сборники обычного права; Б. Я. Владимирцов, Г. К. Гинс, К. Алинге, А. Д. Насилов и ряд современных монгольских исследователей настаивают на его законодательном характере[646]. Что же касается казахского права, то преобладающее большинство исследователей настаивает на его обычном характере.

Особенностью изучения казахского права стал его прикладной характер: казахские правовые нормы фиксировались и собирались с целью их дальнейшей кодификации и интеграции в иную правовую систему; соответственно, осуществлялось это изучение русскими военными чиновниками XIX в. Монгольское право представляет больший интерес для исследователей-историков с целью восстановления исторической реальности, государственного и социального строя кочевников. Отметим, что исследователи изучали содержание правовых норм, общеисторический, политический, социальный контексты, в котором эти нормы существовали и развивались. Но споры относительно обычного или позитивного характера права кочевых народов Центральной

Азии носили довольно отвлечённый характер и основывались на субъективных взглядах исследователей, поскольку формально-юридического анализа системы права проведено не было.

Между тем использование такого метода в значительной степени позволит ответить на рассматриваемый вопрос. Представляется целесообразным рассмотреть известные нам правовые памятники казахов и монголов с помощью своеобразной триады критериев: «законодатель — форма (источник) права — содержание правовых норм». При этом ограничимся рассмотрением периода «самостоятельного» существования, то есть не будем рассматривать вопросы аккультурации казахского русским правом и влияния китайской правовой традиции на монгольское.

Применяя метод «триады» к казахскому праву, мы обнаружим, что помимо многочисленных случаев применения правовых обычаев, существовавших с древнейших времён и зафиксированных российскими чиновниками[647], имеется ряд законодательных сборников, авторство которых приписывается казахским ханам. Нарративные источники донесли до нас упоминания о существовании сводов «Касым-ханнын каска жолы» («Праведный путь хана Касыма», хан Касым прав. в 1511–1519 гг.) и «Есим салган ески жолы» («Проторенный путь Ишима», Ишим-хан прав. в 1599–1628 гг.), однако сведений об их содержании, к сожалению, практически не сохранилось. Исследователи на основании точечных сведений нарративных источников и устных преданий, тем не менее, предпринимают попытки анализа этих кодификаций, отмечая в них сочетание норм обычного права тюрко-монгольских кочевников и мусульманского права — шариата; регулирование ими отношений, связанных с распределением кочевых владений, вопросов преступления и наказания и т. д.[648] Единственный источник позднесредневекового казахского права, о котором сохранилось больше сведений — это «Жеты Жаргы» («Семь установлений»), разработанные на рубеже XVII–XVIII вв. Тауке-ханом (прав. в 1680–1715 гг.): их содержание известно благодаря записям русских исследователей 1-й пол. XIX в.[649] Законы, созданные Тауке-ханом, по мнению специалистов, базировались на предыдущих казахских кодификациях и, соответственно, тоже включали в себя как собственно ханские распоряжения, так и нормы обычного права, инкорпорируя также и отдельные принципы и нормы права мусульманского.