Читаем «Чингизово право». Правовое наследие Монгольской империи в тюрко-татарских ханствах и государствах Центральной Азии (Средние века и Новое время) полностью

Прежде всего, практически каждый из восемнадцати законов предваряется преамбулой, в которой сообщается, что соответствующий закон был принят съездом князей, участники которого тут же перечисляются: это Чингизиды — ханы, хунтайджи, хутукты и т. д. Например, преамбула восемнадцатого закона выглядит так: «11 числа последнего месяца лета года земли-зайца две хутукт, Дзасакту-хан, Тушэту-хан, великие и малые нойоны перед кумирней Сайн-хана начали [составлять] Великий закон»[666]. Таким образом, авторство законов принадлежит представителям правящего рода, носителям власти. Само название каждого документа — именно «закон» («čаγаjа»).

Наконец, их содержание, как и текст законов казахского хана Тауке, включает в себя ряд норм, которые отсутствовали в монгольском обычном праве, поскольку регулировавшихся ими отношений в древнем монгольском обществе просто не существовало[667]. В первую очередь это особый статус членов правящего рода (борджигинов — членов рода Чингис-хана и табунангов — ханских зятьёв); первый из восемнадцати законов гласит: «Кто оскорбит борджигина, с того взять пяток. Если кто оскорбит действием, то наказание будет больше, чем [за оскорбление] простолюдина»[668]. Любопытно, впрочем, что и ответственность представителей знати за ряд правонарушений была выше, чем у простолюдинов; например, согласно шестнадцатому закону «Если человек ханского происхождения во время сражения сбежит, взять [с него] тысячу лошадей, сто верблюдов и сто панцирей… Если сбежит простолюдин с панцирем, взять у него панцирь и четыре лошади. Если без панциря — взять две лошади»[669]. Законы усиливают защиту интересов духовенства; согласно четырнадцатому закону, «Если человек ханского происхождения оскорбит действием храм, его привлечь [по Закону] Семи хошунов». Если оскорбит простолюдин, его следует казнить, а движимое и недвижимое имущество его конфисковать. Дальнейшее укрепление власти отразилось на включении в законодательство норм, регламентирующих судебный процесс (включая порядок проведения обыска, опроса свидетелей, принесение присяги) и регулирующих статус чиновников, в первую очередь эльчи — посланцев ханов и нойонов[670].

Что же касается характерных и для обычного права норм (возмещение ущерба за причинение вреда и т. п.), то здесь государство также вмешалось в регулирование, введя вместо кровной мести и воздаяния равным за равное чётко установленные штрафы, которые варьировались в зависимости от тяжести правонарушения, но всегда составляли фиксированное количество скота. Основные виды штрафов были «андза» (за уголовные преступления) и «алданги» (за административные правонарушения)[671].

То же самое можно сказать и о более поздних монгольских актах. В качестве кодекса законов, а не свода обычного права следует рассматривать «Их Цааз» («Великое уложение»), принятое на съезде ойратских и восточномонгольских князей в 1640 г. По одним сведениям, автором этого акта был ойратский правитель Эрдэни Батур-хунтайджи[672], по другим — участники съезда, созванного по инициативе этого монарха[673]. Более того, текст «Их Цааз» дополнен двумя указами, «ярлыками» его сына Галдана Бошугту-хана, первый из который дополняет «Великое уложение» в части наказаний за уголовные преступления, а второй регламентирует организацию и деятельность судебных органов — судов, во главе которых стоит Главный суд («Ехэ дзарга»)[674]. Сам факт разбирательства преступлений и назначения наказаний специальным судом, а не родоплеменными выборными должностными лицами или органами свидетельствует о том, что эта категория общественных отношений постепенно переходила из сферы регулирования обычного права в сферу компетенции государственных органов власти и, соответственно, становилась объектом регулирования позитивного права[675].

Очередной монгольский правовой сборник «Халха Джирум» был создан в 1-й пол. XVIII в. и представляет собой ряд нормативных актов, принимавшихся на съездах князей. Эти документы называются «уложение», «положение», «закон», а один из них представляет собой договор между князем хотогойтов и Шабинским ведомством Богдо-гэгэна[676]. Как видим, все эти акты могут даже по современным критериям быть отнесены к источникам позитивного права. До нач. ХХ в. в качестве источника права Монголии действовал сборник «Улаан Хацарто» («Тетрадь с красной обложкой»), представлявший собой собрание прецедентов судебных решений, принятых на основании «Халха Джирум»[677].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Синто
Синто

Слово «синто» составляют два иероглифа, которые переводятся как «путь богов». Впервые это слово было употреблено в 720 г. в императорской хронике «Нихонги» («Анналы Японии»), где было сказано: «Император верил в учение Будды и почитал путь богов». Выбор слова «путь» не случаен: в отличие от буддизма, христианства, даосизма и прочих религий, чтящих своих основателей и потому называемых по-японски словом «учение», синто никем и никогда не было создано. Это именно путь.Синто рассматривается неотрывно от японской истории, в большинстве его аспектов и проявлений — как в плане структуры, так и в плане исторических трансформаций, возникающих при взаимодействии с иными религиозными традициями.Японская мифология и божества ками, синтоистские святилища и мистика в синто, демоны и духи — обо всем этом увлекательно рассказывает А. А. Накорчевский (Университет Кэйо, Токио), сочетая при том популярность изложения материала с научной строгостью подхода к нему. Первое издание книги стало бестселлером и было отмечено многочисленными отзывами, рецензиями и дипломами. Второе издание, как водится, исправленное и дополненное.

Андрей Альфредович Накорчевский

Востоковедение
Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников XVIII — начала XX в.
Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников XVIII — начала XX в.

В книге впервые в отечественной науке предпринимается попытка проанализировать сведения российских и западных путешественников о государственности и праве стран, регионов и народов Центральной Азии в XVIII — начале XX в. Дипломаты, ученые, разведчики, торговцы, иногда туристы и даже пленники имели возможность наблюдать функционирование органов власти и регулирование правовых отношений в центральноазиатских государствах, нередко и сами становясь участниками этих отношений. В рамках исследования были проанализированы записки и рассказы более 200 путешественников, составленные по итогам их пребывания в Центральной Азии. Систематизация их сведений позволила сформировать достаточно подробную картину государственного устройства и правовых отношений в центральноазиатских государствах и владениях.Книга предназначена для специалистов по истории государства и права, сравнительному правоведению, юридической антропологии, историков России, востоковедов, источниковедов, политологов, этнографов, а также может служить дополнительным материалом для студентов, обучающихся данным специальностям.

Роман Юлианович Почекаев

Востоковедение