«Чингизово право». Правовое наследие Монгольской империи в тюрко-татарских ханствах и государствах Центральной Азии (Средние века и Новое время)

В изменившихся политических условиях происхождение от Чингис-хана перестало быть единственным фактором легитимации власти, поэтому Чингизидам понадобилось найти новые факторы, чтобы сохранить приоритет на трон и ханский титул. Таковым стал религиозный фактор: в последней четв. XVI в. ряд влиятельных владетелей из рода Чингис-хана приняли буддизм и, объявив его государственной религией, стали распространять в своих владениях, причём буддийское духовенство во главе с Далай-ламой своим авторитетом подкрепляло право этих ханов на власть. Однако специфика кочевой жизни не позволила духовенству осуществлять массовое обращение населения в ту или иную религию собственными силами, как это было в оседлых районах Индии, Тибета и Китая. Поэтому задачу обращения населения в «истинную веру» взяли на себя местные правители, для которых покровительство духовенству влекло и собственные выгоды, поскольку последнее с помощью религиозных догм укрепляло авторитет ханской власти.

Естественно, монгольские ханы старались закрепить особый статус духовенства и защитить его личные и имущественные интересы. Соответственно, эти нормы вошли в состав упомянутых монгольских кодификаций. Однако буддийские священнослужители, которые на первом этапе распространения буддизма в Монголии были преимущественно выходцами из Тибета, в течение длительного времени оставались чужими для местного населения, поэтому монгольские правители предприняли ряд мер, чтобы сделать духовенство неотъемлемой частью общества в своих государствах, способствовать повышению доверия населения к его представителям[682].

Прекрасно понимая, что в глазах рядовых кочевников религиозные каноны, содержащиеся в буддийских священных книгах, вряд ли будут иметь нормативный характер, ханы включали наиболее важные для соблюдения религиозно-правовые нормы в свои своды законов. В результате чуждые (изначально) религиозные нормы, став частью ханского законодательства, приобрели дополнительную легитимацию в глазах населения. Кроме того, чтобы продемонстрировать вовлечённость духовенства в социальные отношения, монгольские законодатели предусмотрели также и ответственность служителей культа за ряд правонарушений. Таким образом, в глазах населения Монголии буддийские священнослужители представлялись такими же подданными монгольских ханов, обладавшими правами и обязанностями, их пребывание в Монголии становилось привычным, следовательно, они переставали считаться чужаками, и их попытки обращения кочевников в буддизм стали более эффективными.

Итак, мы нашли объяснение тому факту, что религиозные (буддийские) нормы оказались инкорпорированы в «светское» законодательство монголов — ханские кодификации. Теперь обратимся к анализу ситуации в Казахстане. Оказывается, политико-правовая обстановка в Казахском ханстве была весьма сходна с Монгольским!

После распада Золотой Орды на рубеже XV–XVI вв. в тюркских государственных образованиях также имел место упадок авторитета потомков Чингис-хана (правда, из другой ветви рода) и «чингизова права». Некогда единое государство распалось на ряд независимых владений, причём в некоторых из них тоже стали претендовать на власть нечингизиды. Не принадлежа к ханскому роду, они стали весьма широко применять религиозный фактор легитимации: например, потомки ногайского бия (правителя) Идигу (Едигея русских летописей) обосновывали своё право на верховную власть в Ногайской Орде тем, что Идигу якобы происходил от первого арабского халифа — Абу Бакра и его потомков, среди которых были и почитаемые в Степи святые, распространявшие ислам ещё в эпоху Золотой Орды[683].

Таким образом, возник конфликт между основаниями легитимации власти — династийным (Чингизиды) и религиозным (их соперники), которые оба имели весьма большое значение в Казахстане. Поэтому ханы-Чингизиды в свою очередь постарались привлечь на свою сторону мусульманское духовенство, которое поддержало бы их претензии на власть — не как потомков прежних мусульманских святых, а как активных распространителей веры в Степи.

Поскольку уклад жизни казахов не слишком отличался от монгольского, не вызывает удивления, что ещё и в XIX в. большинство казахских кочевников относились к исламу довольно индифферетно, однако ханы при поддержке мусульманского духовенства предпринимали значительные усилия, чтобы распространить религию среди своих подданных и тем самым приобрести большую легитимность в их глазах — по сравнению с другими претендентами на власть.

Как видим, политико-правовая обстановка весьма напоминала обстановку в Монголии того же времени. Учитывая практически одинаковую систему государственного устройства, социального строя и хозяйственного уклада, думаем, что не ошибёмся, если предположим, что и методы распространения религии и внедрения религиозно-правовых норм в Казахстане были аналогичны тем, что имели место в Монголии.