Чистый четверг

Как странно распорядилась жизнь, что самый счастливый и самый несчастный миг его жизни совпали.

* * *

Ее последние мысли были о детях и о нем. Она вспоминала всех рожденных ею детей. Рада была, что наконец-то встретится с теми, которых Бог уже призвал к себе, перецеловала воспоминания о каждом из них: Геля, Стах, Герасик, Дмитрий… Она уже научилась думать о них светло, без тоски.

Как же счастлива она была в своем материнстве. Напоследок простилась с живыми детьми и оставила немного времени на то, чтобы еще раз пережить свою женскую долю.

Как неожиданно и нежеланно было появление этого странного некрасивого человека в ее судьбе. Из всех книг и романов, которые она успела к тому времени прочесть, Стефания нарисовала в сердце облик избранника. О, это был красавец, похожий на ее двоюродного брата: богатого, высокомерного, уверенного в себе, который даже не заметил ее тогда, в их первую встречу. Как собственно и во все следующие. Отец был наказан за гордыню, и все наследство перешло родителям Андрия.

Но ему так шло быть богатым.

Ах, да, Степан… какой нелепый, неловкий человек: он споткнулся о половики, задел вазу. Когда увидел ее, то так откровенно стал разглядывать, что Стефания рассердилась, но потом ее потрясло его искреннее любование ею, его восхищение, которого не могли скрыть ни его диковатость, ни хмурая неуклюжесть.

Мама не уговаривала, просто плакала и говорила:

— Деточка, что же мне делать, как мне прокормить семью, как устроить твою судьбу.

Она тогда впервые заметила седину в голове своей матери-красавицы, ее поникшие плечи, ее детскую растерянность.

— Не плачь, мама, я согласна, — тихо ответила она на ее немой вопрос.

Как этот медведь раздобыл подвенечное платье, чьи руки сплели этот бело-розовый венок? Только такой венок шел ее пышным косам.

— Какая ты красивая у нас, Стефания, — шептали потрясенные младшие сестрички.

Она, действительно, чувствовала себя красивой и была искренне рада тому, что мама пригласила на свадьбу Андрия. А ведь он тоже впервые хвиоел ее.

— Поздравляю тебя, — долго глядя своими желто-медовыми глазами в ее глаза, проговорил он и так поцеловал ей ручку, что сердце остановилось, а потом вспыхнуло солнцем и сожгло ее…

О, как был ненавистен ей этот уродец в свадебной рубахе, с его восхищением и с его кустарником волос над красным лицом. Она перевела взгляд с жениха на Андрия и чуть не сорвала венок с головы. Но в этот момент мама, мудрая мама, всегда все понимающая, подошла к ней и прошептала:

— Детуся моя, моя доченька, моя умница…

Сегодня она впервые увидела на ее глазах слезы.

Стефания не помнила, как они ехали в церковь, не слышала, что говорил поп, ей было страшно, что она вот-вот упадет в обморок. Когда поп сказал, чтобы молодые поцеловались, она повернулась к Степану и совсем близко увидела его лицо. Стефанию прямо качнуло, и жених едва удержал ее. Она никогда не видела столько любви, нежности, испуга за нее, неверия в свое счастье и такой боли, что могла поклясться: ей не доводилось видеть человека красивее, чем этот чужой и, еще минуту назад, ненавистный жених.

Впервые за последние три года после смерти отца ей стало не страшно. Да, она ничего не боялась, она безраздельно доверилась ему. Любила ли она своего молодого мужа? Стефания почему-то с первой минуты стала понимать все, что он чувствует, все, о чем думает. Да, ей нравилось то, что он так мучительно любит ее. Она ловила иногда такие страстные взгляды на себе, что где-то в ее девичьем сердце и еще спящем теле просыпалась смутная музыка женщины. Но он никогда не давал прорваться этой страстности, всегда был ровным и сдержанно нежным с ней. Она не знала любила ли мужа, но каждый раз со сладостным чувством гордости открывала для себя новую беременность, и не тяготилась ею. Естественно и легко вынашивала и рожала детей, а перед родами всегда боялась не за себя, а за него, потому что он становился таким потерянным, что ей хотелось подойти, приласкать, погладить, успокоить его, но она не могла переступить через свою природную сдержанность, от мамы унаследованную невозможность проявления чувств.

Впервые она испугалась, когда пришло время родить, а рядом никого не было, но потом уже и не хотела, чтобы кто-то мешал ее главному делу. Она сама. Ей так хотелось, чтобы ее мальчики были похожи на Степана, но все дети были похожи на нее. Правда, ей порою казалось: что-то едва уловимое было в них от отца. Пожалуй, это надежность и детская вера всякому человеку. Природа, словно зная уязвимость своего дитя, специально наградила Степана угрюмой внешностью, чтобы хоть чуть-чуть защитить.

А разве можно забыть их дорогу в ссылку? Как она боялась, что муж не вынесет, что умрет. Стефания боялась проронить слезу над ушедшими детьми: он бы не вынес ее слез. Знала точно, что если бы заплакала, то он бы умер. Она не могла позволить себе такую женскую слабость.