Чистый четверг

Чуть позже, когда Александр Васильевич Кирин, главный инженер одного закрытого завода, получил наконец реабилитационные документы, на старом дубовом кресте рядом с памятником появилось имя: Кирин Василий Петрович. А ниже четыре строчки:

Золотой ты мой, ах ты мой золотой…
Где же те ворота золотые,
Под которыми прошли мы, молодые,
Чистые, как месяц молодой…

СЦЕНАРИИ (рождественские истории)

Свекруха (Семь телефонных разговоров)

Разговор первый

Уютная комната, самое главное украшение ее — красный торшер и зеркало.

В комнату входит ярко подкрашенная женщина в возрасте от 35 до 40 лет. Она собралась куда-то и, нервно закуривая, поглядывает на телефон. Наконец звонок раздается, и она бросается к аппарату, сбивая все на пути.

— Ой, Ленка… Что ты хотела? Только побыстрее, я жду звонка. Да что новенького… Вчера прибежал уже под утро. Да-да, сделают они меня бабкой. Да тут еще осенний набор в армию, боюсь, что никак этот гусь не поможет, забреют они моего Алешку. (Похоже, что тема разговора начинает увлекать Татьяну, она садится поудобнее.)

— Лена, ну что я могу сделать, не запру же я его… Да не нравится она мне и все тут. Знаешь, такая, с наивными глазами, вот они-то первые и впрыгивают в постель к нашим мальчишкам. Где ты их видела? Что? В обнимку? (Татьяна вскакивает, хватает новую сигарету и прикуривает от старой.)

— Ну-ну, и что? Целовались? А что же мне — предоставлять комнату? Гони с подоконника, как в следующий раз увидишь. А чего неудобного, им школу надо кончать, в институт поступить — уж и не мечтаю. Тебе хорошо, две девки, а моего вот как в Чечню, тьфу-тьфу, забреют, тогда я точно помешаюсь. Да я знаю, что и сейчас не очень нормальная. Да, слушай, мне сон тут приснился. Знаешь, будто я рыбу поймала, такую красивую, она так и трепещется, так и трепещется… Ты что, Ленка, с ума сошла, какая беременность! Точно к беременности? Ага, а от кого? Вон, сижу как на иголках, говорят, что приехал уже неделю назад, не звонит, гад. Да плевала я на него, мне уже пора о сыне думать, стыдоба, виски вон уже начала подкрашивать, а все туда же: люблю — разлюблю. (Она берет, продолжая слушать, зеркало со столика и кокетливо рассматривает себя. Похоже, что осмотром остается все-таки довольна.)

— Лен, а может на рисе посидим, что-то у меня галифе, да и поповы уши из-за пояса юбки стали выглядывать. (Она встает с трубкой, крутится перед зеркалом, на лице возникло выражение удовольствия. Татьяна действительно красивая женщина. Сейчас, когда она успокоилась, лицо приняло более мягкое выражение.)

— Лен, наверное люблю я его все-таки, — и на старуху бывает проруха, как видишь. А я как встречу эту… соплячку, я ей такое скажу, что она к моему Алешке побоится подойти ближе, чем на метр. Да и к матери ее зайду, или позвоню, чтобы за дылдой своей приглядывала. Не мой, а ее притащит в подоле. А что помягче? Надо мной эта Чечня, как топор, висит, я по ночам просыпаюсь в холодном поту. Где? Опять в твой подъезд пошли? Ленка, а ну-ка турни их, скажи, чтобы шел к годовой контрольной готовиться. А чего неудобного, ты его крестная мать. Я не могу уйти, может изверг позвонит. Ах да, давай трубки положим.

Опять достает косметичку и что-то стирая кремом, начинает краситься заново, все так же выжидательно поглядывая на телефон.

Разговор второй

Утро. Татьяна в халате. Пьет кофе.

Очень громко звонит телефон. Татьяна хватает трубку, роняет ее, потом закрывает рукой и пытается успокоиться, чтобы дыхание стало ровным.

— Да, привет. Ты что, уже приехал? Что-то так быстро, я еще не ждала. Ну, как съездил? Как конференция? Да уж я представляю, как вы там были заняты. Так заняты, что даже позвонить было некогда.