Самая известная цитата на эту тему принадлежит Стефану Малларме: «Печальна плоть, увы! Все книги я прочел». Эта строчка выражает боль целой эпохи, которая растянулась примерно на шестьдесят-семьдесят лет: начиная с середины XIX века до первых двух десятилетий XX века. В ней проступает отвращение к разуму, к рассудку, к эрудиции, свойственной любителям древностей, к слишком обостренному и сознательному ощущению себя и окружающего мира, к жизни под гнетом переполненных и бесполезных библиотек. Эту заразу принес в культуру гетевский Фауст, историческим прототипом которого был тот самый Агриппа: он выходил на сцену и провозглашал, что желает «науки праздный чад забыть»[77]
. Со временем болезнь развивалась дальше, поколение за поколением, вплоть до Фауста Фернандо Пессоа, который опустошил бокал с вином мысли и обнаружил, что тот пугающе пуст. Литература этого весьма долгого периода – огромная лечебница для хронически скучающих людей с распухшей селезенкой[78], которым не терпится поскорее снять с себя гипс и бинты книжной культуры и восстановить связь с реальностью. И все это – при помощи наркотиков, религии, эзотерики, беспокойной жизни, войны, эротики, политического активизма. «Лучше быть варваром, чем умирать со скуки!» – восклицает Теофиль Готье. Варварство не заставит себя долго ждать и вскоре ответит тем, что развяжет две мировые войны, хотя, конечно, литераторы в этом не виноваты. Если многие из людей и правда с нездоровым энтузиазмом бросились в траншеи, то еще и затем, чтобы сбежать от мертвой хватки холодного разума и гнета прочитанных книг, которых оказалось слишком много. А когда сезон резни окончился, то есть в наши довольно мирные времена, давняя болезнь приняла форму приторной манерности и напускного отчаяния. В итоге писатель растягивает на сотни страниц свои эгоистические стенания, во всех подробностях живописуя свою гипертрофированную сознательность, неумение жить и паралич воли.Генри Миллер в своей книге 1952 года предлагает обманчиво простое решение: «Тому, кто ищет знаний или мудрости, следует напрямую обратиться к ее источнику. И под источником я понимаю не ученого, не мужа или философа, мэтра, святого или учителя, но саму жизнь – непосредственный жизненный опыт». И человек подумает: отлично, сейчас закрою книгу и очертя голову брошусь в омут реальности, порву диплом и стану одним из тех, кто знает только одну школу – школу жизни. Однако попридержите коней: Миллер – не Витторио Гассман, он не встанет у нас, студентов-заучек, под окнами и не начнет что есть мочи давить на зловещий клаксон, чтобы затем отвезти нас на пляж или на танцы[79]
. И правда, двумя строчками ниже он уточняет: «Когда я говорю о жизни, то, естественно, думаю о несколько ином о ней представлении, нежели принятое в наши дни. Я думаю о жизни, о которой пишет Дж. Г. Лоуренс в книге „По следам этрусков“»[80]. Итак, посмотрим, правильно ли я понял: не нужно читать слишком много, нужно гулять на свежем воздухе и жить; однако, чтобы нырнуть в поток жизни с отвагой древнего этруска, первое, что нужно сделать, – пойти в ближайшую библиотеку и спросить там книгу Лоуренса 1932 года издания. Замкнутый круг. Дорога, способная вывести нас из бумажного лабиринта, вымощена бумагой.