Чрево Парижа. Радость жизни

Она стояла, думая о том, что теперь делать. Прежде всего бесполезно посвящать в эту историю Кеню. Ей пришло в голову объясниться с Флораном; однако Лиза боялась, как бы он тогда не вздумал осуществить свой преступный план в другом месте, оговорив по злобе своих родных. Она мало-помалу успокоилась, предпочитая наблюдать за ним. При первых же признаках опасности видно будет, как поступить, благо теперь средство спровадить его обратно на каторгу у нее в руках. Вернувшись в колбасную, хозяйка нашла Огюстину в большом волнении: маленькая Полина исчезла более получаса назад. На тревожные расспросы матери приказчица могла только ответить:

– Право, я ничего не знаю, сударыня… Она сию минуту была тут, на тротуаре, с каким-то маленьким мальчиком… Я на них смотрела; потом мне пришлось начать окорок для одного господина, а тем временем оба они куда-то исчезли.

– Бьюсь об заклад, что это Мюш! – воскликнула колбасница. – Ах, негодный мальчишка!

Действительно, это был Мюш. Как раз в тот день Полина обновила платьице с голубыми полосками и захотела в нем пощеголять. Она стояла выпрямившись у своей лавки, такая благоразумная, закусив губку с важной гримасой шестилетней маленькой женщины, которая боится запачкаться. Ее коротенькие, туго накрахмаленные юбочки топорщились, как юбки балетной танцовщицы; на ней были аккуратно натянутые беленькие чулочки, глянцевитые ботинки нежно-лазурного цвета и широкий передник, начинавшийся от открытой шеи и отделанный на плечах узким вышитым воланом, ниспадавшим на восхитительные детские ручки, пухленькие и розовые. В ушах у Полины были бирюзовые серьги, на гладко причесанных волосах – голубая бархатка, на шее блестел золотой крестик; девочка, толстенькая и нежная, очень походила на свою мать и обладала чисто парижским изяществом новой куклы.

Мюш увидел ее издали. Он спускал в канаву маленьких уснувших рыбок и, любуясь, как их уносит вода, шел за ними следом по тротуару. Ребенок говорил, что они плавают. Но, увидев Полину, такую чистенькую и нарядную, он решил перейти на ту сторону улицы. Он пошел как был – без фуражки, в разорванной блузе; штанишки с него спадали, и виднелась белая сорочка. Вообще, вид у семилетнего Мюша был растерзанный, как у истого уличного мальчишки. Мать строго-настрого запретила ему играть с этой толстой дурой – девчонкой, которую родители так пичкают, что она того и гляди «лопнет». Мальчик с минуту нерешительно повертелся, потом подошел к девочке и вздумал дотронуться до хорошенького платьица в голубую полоску. Полина, сначала польщенная, отодвинулась с брезгливой гримасой и сказала:

– Отстань… Мама не позволяет…

Это рассмешило маленького Мюша, который был очень бойким и предприимчивым.

– Дурочка ты, и больше ничего!.. Эка важность, что твоя мама не позволяет… Давай играть! Хочешь толкаться?

У него, очевидно, было злое намерение выпачкать девочку. Полина, видя, что он собирается толкнуть ее в спину, отодвинулась еще дальше, делая вид, что уходит домой. Тогда он подтянул штанишки с видом светского человека и стал очень ласков.

– Глупенькая! Ведь я шучу… Ты сегодня такая милашка. Это крестик твоей мамы?

Полина приосанилась и сказала, что крестик ее собственный. Мюш между тем незаметно довел девочку до угла улицы Пируэт; он трогал ее юбки, удивляясь, что они такие тугие; его похвалы доставляли крошке бесконечное удовольствие. Она вышла на улицу показать свой наряд, и ей было досадно, что никто не обращает на нее внимания. Однако, несмотря на комплименты Мюша, маленькая Кеню не хотела идти с ним дальше.

– Скажите, фря какая! – воскликнул он опять грубо. – Вот как толкну тебя, так ты и шлепнешься в грязь, даром что расфуфырилась!

Полина испугалась. Тогда Мюш взял девочку за руку и, поняв свою ошибку, снова стал с нею ласков; торопливо порывшись в кармане, он сказал:

– У меня есть су.

Вид денег успокоил девочку. Мюш держал кончиками пальцев монету перед Полиной, и она последовала за этим су, даже не заметив, что сошла с тротуара на мостовую. Мальчику решительно везло.

– Ты что любишь? – спросил он.

Она не сразу ответила, потому что не нашлась, что сказать, и любила слишком многое. Он стал перечислять разные лакомства: лакрицу, патоку, сахарную пудру, тянучки. Сахарная пудра заставила Полину серьезно призадуматься; в сахар ткнешь пальцем и оближешь его: очень вкусно! Лицо крошки сделалось необыкновенно серьезным. Наконец она решила: «Нет, я люблю тюрики».