Чрево Парижа. Радость жизни

Тут он взял ее под руку и повел за собой, причем девочка и не думала сопротивляться. Они пересекли улицу Рамбюто и пошли по широкому тротуару Центрального рынка, направляясь в бакалейную лавку на улице Косонри. Лавочка славилась тюриками. Это не что иное, как тонкие бумажные трубочки, куда торговцы насыпают обломки конфет, раскрошившиеся каштаны в сахаре, – подозрительные подонки ваз со сластями. Мюш вел себя как любезный кавалер: он предоставил Полине выбрать кулечек из синей бумаги, оставил его у нее в руках и заплатил лавочнику су. Выйдя на улицу, девочка высыпала сахарные крошки самого разнообразного рода в оба кармана своего передника, которые были до того малы, что наполнились до краев. Полина была в восторге и грызла потихоньку крошку за крошкой, мусоля палец, чтобы подобрать мельчайшую пыль. Конфеты от этого растаяли, и на переднике появилось уже два коричневых пятна. Мюш лукаво улыбнулся. Он держал девочку за талию, мял ее, сколько ему было угодно, и незаметно уводил Полину за угол улицы Пьер-Леско, в сторону площади Дезинносан, говоря ей:

– Ну что, хочешь теперь играть?.. Ведь сласти, что у тебя в карманах, ужасно вкусные. Ты видишь, глупенькая, я не хотел тебя обижать.

И он сам запускал пальцы в ее карманы. Они вошли в сквер. Вероятно, здесь Мюш мечтал одержать задуманную победу. Он стал показывать подруге сквер, точно это были его собственные владения, очень красивые, где он носился по целым дням. Никогда еще Полина не заходила так далеко: она, наверное, расплакалась бы, как барышня, которую похитили, если бы у нее не было в кармане сладкого. Посреди лужайки, испещренной куртинами цветов, плескал фонтан, и его струйки разбегались, подергивая рябью поверхность воды, а нагие нимфы работы Жана Гужона, белевшие на сером фоне камня, склонив урны, оживляли мрачную атмосферу квартала Сен-Дени своей грацией. Дети обошли фонтан кругом, любуясь, как вода падает из шести бассейнов, разглядывая траву, мечтая, вероятно, пробежаться по центральной лужайке или залезть в густой остролистник и рододендроны на грядке, тянувшейся вдоль решетки сквера. Между тем маленький Мюш, которому удалось уже измять сзади красивое платьице Полины, сказал ей, смеясь исподтишка:

– Давай бросаться песком, ладно?

Полина не устояла против такого соблазна. Зажмурив глаза, они стали бросаться песком. Песок попадал девочке за открытый корсаж, сыпался по спине, проникал в чулки и ботинки. Мюша забавляло, что ее белый передник сделался совсем желтым. Но ему показалось этого мало. Он находил, должно быть, наряд приятельницы все еще слишком чистым.

– Знаешь что? – сказал он вдруг. – Давай сажать деревья. Я умею устраивать прехорошенькие садики!

– Правда, наделаем садиков! – согласилась Полина, замирая от восхищения.

Сторож при сквере куда-то отлучился, и Мюш заставил девочку рыть в грядке ямки. Она стояла на коленях в разрыхленной земле, ползала на животе, зарываясь по локоть в чернозем своими восхитительными голыми ручонками. Мюш собирал прутики, отламывал ветки. Они изображали деревья сада, которые он втыкал в ямки, приготовленные Полиной. Только мальчик все находил их недостаточно глубокими и грубо распекал подругу, точно требовательный хозяин нерадивого работника. Когда Полина встала, она была черной с головы до ног; земля застряла у нее в волосах, все лицо было вымазано, и она оказалась до того смешной, с грязными, как у угольщика, руками, что Мюш захлопал в ладоши и воскликнул:

– Теперь давай их поливать!.. Понимаешь, а то деревья не вырастут.

Это было верхом забавы. Дети выходили за калитку сквера, черпали пригоршнями воду из канавки и возвращались бегом поливать свои прутики. ДорÓгой у Полины, не умевшей бегать из-за толщины, вся вода выливалась сквозь пальцы и текла по юбкам, так что при очередном путешествии у нее был такой вид, будто она искупалась в канаве. Когда девочка вся перепачкалась, Мюш нашел, что она очень мила. Он усадил ее рядом с собой под рододендрон возле устроенного ими садика и принялся рассказывать, что их деревца уже растут. Он взял Полину за руку, называя ее своей женушкой.

– Ведь ты не жалеешь, что пришла сюда, правда, вместо того чтобы стоять на тротуаре, где ты, кажется, смертельно скучала? Ты увидишь, сколько я знаю разных уличных игр. Приходи сюда еще, хорошо? Только не надо говорить об этом твоей маме. Зачем быть такой дурочкой! Если ты что-нибудь скажешь, так и знай, я оттаскаю тебя за волосы, когда буду проходить мимо вашего дома.