Чрево Парижа. Радость жизни

Нормандка с большим удивлением выслушала историю Флорана. До сих пор он никогда никому ее не рассказывал. Луиза стала его упрекать. Необыкновенные приключения Флорана придали больше пикантности ее любви к нему. Он несколько вечеров кряду должен был описывать все, что с ним произошло. Луиза боялась, что полиция в конце концов нападет на его след, но Флоран успокаивал ее, говоря, что все это было слишком давно и власти не станут заниматься им. Однажды вечером он рассказал Луизе о женщине на бульваре Монмартр, о той даме в розовой шляпке с лентами, даме с простреленной грудью, кровь которой обагрила ему руки. Он еще часто думал о ней. Скорбный облик ее рисовался ему в светлые ночи в Гвиане; Флоран вернулся во Францию с безумной мечтой встретить ее где-нибудь на улице в прекрасный солнечный день, хотя и не переставал ощущать поперек своих ног тяжесть мертвого тела. Может быть, она ожила… Иногда, бродя по улицам, Флоран чувствовал вдруг удар в самое сердце: ему казалось, что он узнал ее в толпе. С трепетом в сердце бегал он за розовыми шляпками, за шалями, спускавшимися с плеч. Когда он закрывал глаза, то видел, будто незнакомка идет, приближается к нему, но шаль у нее соскальзывала и на косынке проступали два красных пятна; молодая женщина представала перед ним бледная как воск, с остановившимся взглядом, с судорожно искривленными губами. Флоран долго страдал оттого, что не знал ее имени, что в воспоминаниях его осталась одна ее тень, как бы воплощенное сожаление. Когда Флорану приходила в голову мысль о женщине вообще, перед ним непременно вставала она – единственно хорошая, единственно чистая. Он часто ловил себя на странной мысли, что она искала его на том бульваре, где ее убили, и он был уверен, что она подарила бы ему полную радости жизнь, если бы они встретились несколькими секундами раньше. И он не стремился к другой женщине, других для него больше не существовало. Когда Флоран говорил о ней, его голос дрожал так, что Нормандка все поняла инстинктом влюбленной, и в ней проснулась ревность.

– Черт побери, – промолвила она, стараясь больнее задеть его, – вам гораздо лучше не видеть ее больше. Теперь уж она далеко не красавица.

Флоран страшно побледнел в ужасе от того образа, который вызвали в нем слова рыбной торговки. Его любовные воспоминания приводили к кладбищу. Он не простил Нормандке жестоких и грубых слов, благодаря которым перед ним рисовались теперь под очаровательной розовой шляпкой оскаленные зубы и зияющие глазные впадины скелета. Когда Луиза начинала дразнить его дамой, «которая лежала с ним на углу улицы Вивьен», он становился резким и почти грубо обрывал ее. Но особенно поразило красавицу Нормандку в этих признаниях то обстоятельство, что она ошибалась, считая, будто отбила у красавицы Лизы любовника. Это настолько умаляло ее победу, что в продолжение целой недели она любила Флорана гораздо меньше прежнего. Ее утешила история с наследством. Красавица Лиза из бесстыдницы превратилась в воровку, которая присвоила имущество деверя, лицемерно щеголяя перед людьми своей честностью. Теперь каждый вечер, пока Мюш списывал в тетрадку прописи, разговор переходил на деньги старика Граделя.

– Ну видана ли подобная глупость! – со смехом говорила рыбная торговка. – Он, видно, хотел засолить свои деньги, если положил их в кадку для соленья!.. Восемьдесят пять тысяч франков – хорошенький капиталец; да наконец, Кеню, наверно, соврал; им, пожалуй, досталось вдвое-втрое больше… Доведись мне, я бы скорехонько вытребовала свою долю.

– Мне ничего не надо, – неизменно отвечал Флоран. – Я не знал бы даже, куда девать эти деньги.

Тогда Нормандка начинала горячиться:

– Послушайте, вы совсем не мужчина – ведь на вас жаль смотреть… Значит, вы не понимаете, что Кеню насмехаются над вами. Толстуха подсовывает вам старое белье и старое платье своего мужа. Не в обиду будь вам сказано – все это замечают… Ведь вот теперь на вас заскорузлые от сала брюки, которые весь квартал видел в продолжение трех лет на господине Кеню. Я бы на вашем месте швырнула им в лицо их лохмотья и потребовала свою долю. Ведь это составит сорок две тысячи пятьсот франков, не так ли? Я не сошла бы с места, пока не получила бы всего сполна.

Напрасно Флоран старался объяснить, что невестка предлагала ему его часть наследства и держит эти деньги наготове, чтобы выдать их по первому его требованию, но он сам не хочет их брать. Он входил в мельчайшие подробности, стараясь убедить Нормандку в честности супругов Кеню.

Она только смеялась, иронически повторяя: «Держи карман шире», и продолжала: