Чрево Парижа. Радость жизни

В погребке Лебигра Гавар торжествовал. Перестав обедать у Кеню, Флоран почти безвыходно жил в застекленной комнатке. Он завтракал там, обедал, приходил туда во всякие часы дня и запирался, как у себя дома. Надзиратель устроил здесь нечто вроде собственной конторы, где валялись его старые сюртуки, книги, бумаги. Господин Лебигр допускал все это; он даже вынес один из столов и поставил в тесной комнате мягкую скамейку, на которой Флоран мог при случае заснуть. Когда тот стеснялся, хозяин просил его располагаться без церемоний, говоря, что предоставляет в его распоряжение все свое помещение. Логр также обнаруживал дружеские чувства к Флорану. Он сделался его помощником и постоянно вел с ним беседы о «деле», отдавал ему отчет в принятых мерах, сообщал имена новых участников заговора. В этом предприятии он взял на себя роль организатора. Логр должен был сводить людей, создавать отделы, изготовлять каждую петлю в той сети, которою по данному сигналу следовало опутать Париж. Флоран оставался начальником, душою заговора. Впрочем, горбун, казалось, выбивался из сил, а ощутимых результатов не достигал. Хотя он и клялся, что знает в каждом квартале две или три группы надежных людей, подобных компании, собиравшейся у Лебигра, но пока не доставил никаких точных сведений; он лишь называл наобум фамилии, рассказывал о громадных концах, которые он делал, причем всюду народ встречал его якобы с энтузиазмом. Определеннее всего он сообщал об оказанных ему знаках внимания. Такой-то, с которым он на «ты», пожал ему руку, говоря: «Рассчитывай на меня». В Гро-Кайю один великан, из которого выйдет великолепный начальник отдела, вывихнул ему от усердия руку; на улице Попенкур целая толпа рабочих обнимала его. Судя по ежедневным рассказам, можно было бы насчитать до ста тысяч его единомышленников. Когда он приходил в кабинет с изможденным видом и падал на скамейку, принимаясь в который раз рассказывать небылицы, Флоран делал заметки и всецело полагался на то, что горбун осуществит свои обещания.

Скоро в кармане Флорана заговор ожил: заметки обратились в действительность, в неоспоримые данные, на основе которых строился целый план; оставалось только выждать удобный случай. Логр распинался, порывисто жестикулировал, говоря, что все пойдет как по маслу.

В этот период Флоран был совершенно счастлив. Он как будто поднимался над землей, окрыленный могучей мыслью воздать за все зло, которое совершалось на его глазах. Он соединял в себе легковерие ребенка с доверчивостью героя. Расскажи ему Логр, что гений с Июльской колонны спустился со своего пьедестала, чтобы стать во главе избавителей народа, он нисколько не удивился бы. По вечерам в погребке Лебигра Флоран изливал свои чувства, говорил о предстоящей битве как о празднике, на который будут приглашены все честные люди. Но когда восхищенный Гавар принимался при этом играть револьвером, Шарве ехидничал, посмеивался, пожимал плечами. Главенство в заговоре, взятое на себя его соперником, бесило учителя, вызывало отвращение к политике. Однажды вечером, явившись ранее обыкновенного и оставшись с глазу на глаз с Логром и Лебигром, Шарве отвел наконец душу.

– Малый ни бельмеса не понимает в политике, – сказал он. – Лучше бы он поступил учителем чистописания в пансион для девиц… Было бы прямо несчастьем, если бы он осуществил свой план, потому что с его социальными бреднями он навязал бы нам этих проклятых рабочих. Подобные люди и портят всю музыку. Не надо нам чувствительных плакс, мечтательных поэтов, людей, которые обнимаются при малейшей царапине… Только он не достигнет своей цели. Его прихлопнут – вот и все!

Логр и виноторговец не моргнув глазом давали Шарве высказаться.

– И давно бы его прихлопнули, – продолжал тот, – если бы Флоран был таким опасным человеком, за какого он себя выдает. Знаете, когда он начинает важничать своим побегом из Кайенны, просто жаль на него смотреть. Уверяю вас, полиция с первого же дня знала, что Флоран вернулся в Париж. Если она оставила его в покое, то потому, что ей на него наплевать.

Логр слегка вздрогнул.

– За мной следят в продолжение пятнадцати лет, – начал опять эбертист с некоторой гордостью. – Однако я не стану кричать об этом на всех перекрестках. Только я не намерен впутываться в его идиотскую затею; я не дурак, чтобы подставлять свою голову!.. Пожалуй, за ним ходит по пятам полдесятка сыщиков, которые сгребут его за шиворот, когда он понадобится префектуре…

– Ну вот еще выдумали! – возразил Лебигр, который обыкновенно отмалчивался.

Он немного побледнел и взглянул на Логра, тершегося потихоньку горбом о стеклянную перегородку.

– Это только предположения, – пробормотал горбун.

– Да, если хотите, предположения, – отвечал учитель. – Однако мне известно, как это делается… Во всяком случае, и на этот раз я не дамся в руки шпиков. Поступайте как знаете, но я не советовал бы вам, особенно господину Лебигру, соваться в эту кашу: ведь у вас первым делом закроют заведение.