Чрево Парижа. Радость жизни

Основываясь на болтовне мадемуазель Саже, Лиза догадывалась, куда шли эти деньги. Когда старуха позволила себе намекнуть на наследство, колбасница воспользовалась этим случаем, чтобы довести до сведения всего квартала, что Флоран брал свою долю и тратил деньги, на что ему вздумается. На другой день после того, как Лиза узнала о красной материи, она решила действовать. Впрочем, госпожа Кеню еще боролась с собой, глядя на печальный вид колбасной. Свиное мясо висело угрюмо; Мутон, сидя возле банки с топленым салом, топорщил шерсть и смотрел невесело, как кот, которому мешают спокойно заниматься пищеварением. Хозяйка позвала Огюстину, чтобы та заменила ее за прилавком, и поднялась в комнату Флорана.

Наверху, войдя в спальню деверя, она содрогнулась. Чистенькая, детски невинная постель была запятнана кучей красных шарфов, свешивавшихся до полу. На камине, между золотыми бумажными коробочками и старыми банками из-под помады, валялись красные ручные перевязи и пачки кокард, похожие на расплывшиеся капли крови. Затем на всех гвоздях, на сероватом фоне обоев, висели полотнища материи, четырехугольные вымпелы: желтые, синие, зеленые, черные, в которых колбасница узнала значки двадцати отделов. Ребяческая обстановка комнаты словно ужасалась этого революционного убранства. Следы глупой, неуклюжей наивности, оставленные здесь приказчицей, вся эта опрятная белизна занавесок и мебели окрашивалась отблеском пожара, а лица Огюста и Огюстины на фотографии точно помертвели от испуга. Лиза обошла комнату кругом, рассмотрела значки, перевязи, шарфы, не дотрагиваясь ни до чего, точно боясь, что эти ужасные тряпки обожгут ее. Теперь она убедилась, что не ошиблась, – деньги действительно шли на все эти вещи. Для нее подобный поступок был отвратительным, почти невероятным фактом, он возмущал все ее существо. Деньги, заработанные так честно, шли на организацию бунта, на покрытие расходов по бунту! Лиза продолжала стоять, глядя на распустившиеся цветы гранатового дерева на террасе, похожие на кровавые кокарды; она прислушалась к пению зяблика, и оно показалось ей отдаленным эхом ружейных выстрелов. Тут колбаснице пришло в голову, что восстание вспыхнет, пожалуй, на следующий день, а не то и в тот же вечер. Ей привиделись развевающиеся флаги, вереница шарфов, внезапный грохот барабанов, и она быстро спустилась вниз, не остановившись даже для того, чтобы прочесть бумаги, разложенные на столе. Зайдя во второй этаж, Лиза оделась.

В этот значительный для нее час красавица Лиза тщательно причесалась спокойной рукой. Она была полна решимости и даже не вздрогнула, переодеваясь, а глаза ее стали еще строже. Застегивая корсаж черного шелкового платья, изо всех сил натягивая материю полными руками, она припоминала слова аббата Рустана. Молодая женщина вопрошала себя, и совесть говорила ей, что она исполнит сейчас только свой долг. Когда колбасница набросила на широкие плечи ковровую шаль, она почувствовала, что совершает акт высокой честности. Надев темно-фиолетовые перчатки, Лиза приколола к шляпе густую вуаль. Прежде чем выйти, она заперла конторку двумя поворотами ключа; при этом лицо Лизы дышало надеждой, как будто она хотела сказать самой конторке, что теперь она может спать спокойно.

На пороге колбасной стоял Кеню, выпятив белый живот. Он удивился, что жена его так нарядилась и идет куда-то в десять часов утра.

– Ты куда? – спросил он ее.

Она придумала, что отправляется по делу с госпожой Табуро и зайдет в театр «Гетэ» взять билеты. Кеню побежал следом за Лизой и окликнул ее, советуя взять средние места, чтобы лучше было видно. Когда он вернулся в лавку, колбасница направилась к стоянке извозчиков на площади перед Святым Евстафием, села в фиакр, спустила занавески и велела кучеру ехать в театр «Гетэ». Она боялась, что за ней будут следить. Купив билеты, Лиза поехала в здание суда. Тут, у ограды, она расплатилась и отпустила экипаж, после чего направилась тихими шагами по залам и коридорам в полицейскую префектуру.

Здесь колбасница попала в толпу сновавших взад и вперед полицейских и каких-то господ в длинных сюртуках; она дала десять су сторожу, который довел ее до кабинета префекта. Но чтобы попасть к нему на прием, надо было получить пропуск. Наконец посетительницу ввели в тесную комнату, обставленную с роскошью гостиницы. Ее холодно принял угрюмый, весь в черном, толстый, лысый господин, осведомившийся, что ей нужно. Тогда, откинув вуалетку, она назвала свою фамилию и рассказала все начистоту, одним духом. Лысый господин слушал ее, не прерывая, с усталым видом. Когда она кончила, он просто спросил:

– Так вы его невестка?

– Да, – прямо ответила Лиза. – Мы люди честные… Я не хочу, чтобы на моего мужа пало подозрение.

Чиновник пожал плечами, как будто желая сказать, что все это ужасно скучно.