Флоран наконец понял. Он почувствовал, что с ним обращаются как с родственником, от которого хотят избавиться. Последние два месяца Лиза заставляла его ходить в старых брюках и сюртуках Кеню; а так как он был настолько же худ, насколько его брат жирен, широкое платье болталось на нем как на вешалке. Невестка давала ему также старое белье младшего брата, двадцать раз починенные носовые платки, истрепанные полотенца, простыни, годные только на тряпки, рваные рубашки, растянутые животом Кеню и до того короткие, что они могли служить Флорану только в качестве фуфаек. Вообще, его перестали окружать мягкой предупредительностью, как в первое время. Все домашние только пожимали плечами, следуя примеру хозяйки. Огюст с Огюстиной поворачивались к Флорану спиной, а маленькая Полина с жестокостью избалованного ребенка в глаза осуждала его за пятна на платье и дыры в белье. В последние дни Флоран особенно страдал за столом, не осмеливаясь есть, потому что заметил, как мать и дочь смотрят на него, когда он отрезает себе хлеба. Кеню сидел, уткнувшись носом в тарелку, стараясь не поднимать глаз, чтобы не вмешиваться в происходящее. Тогда Флорана стал мучить вопрос, как ему уйти. Целую неделю он обдумывал фразу, в которой хотел сказать, что больше не будет обедать дома, но у него не хватало духа произнести ее.
Этот мягкий от природы человек, живший иллюзиями, боялся оскорбить брата и невестку отказом от их стола. Ему понадобилось два месяца, чтобы заметить затаенную неприязнь Лизы, да и то бывали минуты, когда он боялся ошибиться, находя, что она очень добра к нему. Бескорыстие доходило у него до забвения собственных нужд; оно перестало уже быть добродетелью, перейдя в крайнюю степень – равнодушие, полное обезличение. Даже чувствуя, что его мало-помалу вытесняют из дома, Флоран ни разу не вспомнил о наследстве дяди Граделя, об отчете, который хотела представить ему невестка. Впрочем, он заранее обдумал свой бюджет: из денег, которые госпожа Верлак оставляла ему от его жалованья, и из тридцати франков за урок, что ему раздобыла красавица Нормандка, чудак рассчитывал тратить восемнадцать су на завтрак и двадцать шесть на обед. Этого было вполне достаточно. Однажды утром он наконец решился объясниться с родными; новый урок послужил ему благовидным предлогом, и он заявил, что ему невозможно являться в колбасную к завтраку и обеду. Эта с трудом придуманная ложь заставила его покраснеть; при этом Флоран прибавил в извинение:
– Вы не должны на меня сердиться: мой ученик свободен только в это время. Я стану где-нибудь закусывать, а по вечерам буду заходить к вам посидеть.
Красавица Лиза встретила заявление деверя очень холодно, что смутило его еще больше. Она не хотела ему отказывать, чтобы ее ни в чем не могли обвинить, и предпочла выждать, пока Флорану самому надоест быть в тягость родным. Теперь он уходил, она благополучно избавлялась от него, а потому избегала всякого проявления дружеского участия, которое могло бы удержать Флорана. Однако младший брат не выдержал и воскликнул, немного взволнованный:
– Не стесняйся, обедай где хочешь, если тебе это удобней! Ты ведь понимаешь, черт возьми, что мы не выживаем тебя! А по воскресеньям заходи иногда к нам пообедать.
Флоран поспешил выйти. На сердце у него было тяжело. После ухода деверя у красавицы Лизы не хватило духу упрекнуть мужа в малодушии за это приглашение на обед по воскресеньям. Она торжествовала; теперь наконец она могла свободно вздохнуть в столовой светлого дуба. Молодая женщина готова была выкурить жженым сахаром запах безнравственной худобы, который она чувствовала вокруг. Впрочем, Лиза держалась оборонительной тактики. К концу недели ее беспокойство возросло. Теперь она видела Флорана лишь изредка по вечерам, а потому ей стали мерещиться всякие ужасы: адская машина, изготовленная наверху, в комнате Огюстины, или сигналы, которые подавались с балкона и служили призывом к постройке баррикад в квартале. Гавар напустил на себя загадочную мрачность и по целым дням оставлял лавку на попечение Маржолена; когда же его о чем-нибудь спрашивали, он только качал головой. Красавица Лиза решила выяснить, что это значит. Она узнала, что Флоран взял однодневный отпуск и намеревается провести его с Клодом Лантье у госпожи Франсуа в Нантере. Так как он хотел отправиться из города рано утром и вернуться только к ночи, колбасница решила пригласить Гавара к обеду в надежде, что вкусная еда развяжет ему язык. Однако все утро она не могла нигде найти торговца живностью. После полудня госпожа Кеню снова пошла на рынок.
Александр Васильевич Сухово-Кобылин , Александр Николаевич Островский , Жан-Батист Мольер , Коллектив авторов , Педро Кальдерон , Пьер-Огюстен Карон де Бомарше
Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Античная литература / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги