Christe eleison!

«Нтъ, Одинокій, ты не правъ.
Смири свой горделивый нравъ, —
Другой старикъ сказалъ ему. —
Тебя я, можетъ быть, пойму.
Но ты мою послушай рчь,
Какъ Богъ сумлъ меня сберечь.
Волшебникъ евда – дикій страхъ
На добрыхъ, праведныхъ сердцахъ.
Ты слышалъ, можетъ, обо мн,
Душа, кипящая въ огн.
Теб ль дла мои не знать!
Я могъ болзни насылать,
Раздоры, зависть и чуму,
И неподвластное уму.
Слуга астрала и тней,
Я былъ угрозой для людей.
Довольно было одного
Лишь имени имъ моего,
Чтобъ ужасъ охватилъ сердца.
Достоинъ адскаго внца
Я былъ поистин тогда.
Кровавыхъ демоновъ орда
Служила мн. Иль я служилъ
Тмъ силамъ, коими я жилъ?
Узналъ я: добрый царь-отецъ
Для сына выстроилъ дворецъ
И оградилъ со всхъ сторонъ.
Затмъ, чтобъ не увидлъ онъ
Людскую боль и старость тлъ,
И чтобъ творилъ онъ, что хотлъ,
Не зная ужаса и тхъ,
Кто побдилъ соблазнъ и грхъ.
Но тщетно: царь не услдилъ,
Какъ близко-близко врагъ бродилъ,
Что проповдывалъ Христа.
И та святая простота
Увровала. Ужасъ, страхъ
Я въ царскихъ увидалъ глазахъ,
Когда явился во дворецъ,
Какъ приказалъ мн царь-отецъ.
Промолвилъ я: «Не бойся, царь.
Я думаю, что ты, какъ встарь
Священныхъ чествуешь боговъ.
Ты побдишь своихъ враговъ,
Всхъ недобитыхъ христіанъ,
Но честь священнйшимъ богамъ
Воздай душою ты своей,
И много крови ты пролей
На алтари боговъ, и ты
Исполнишь вс свои мечты».
И царь устроилъ знатный пиръ,
И прибылъ, кажется, весь міръ
На это пиршество – воздать
Хвалу богамъ своимъ и дать
Имъ жертву щедрою рукой.
Но не нашёлъ себ покой
Лишь царскій сынъ. Отъ суеты
Бжалъ онъ для своей мечты.
Онъ былъ одинъ. Въ глухой тоск
Перстомъ своимъ онъ на песк
Писалъ анаему богамъ.
Онъ ненавидлъ шумъ и гамъ,
Веселье и козлиный смхъ,
Что, врно, былъ удломъ всхъ
На демоническомъ пиру.
И въ той горячк, въ томъ пылу
Я, опьянвъ, упалъ безъ силъ.
Холодный потъ меня пробилъ:
Увидлъ я Его глаза
И небо… Чистая слеза
Тогда съ моихъ упала глазъ.
И я очнулся. Въ тотъ же часъ
Мы снова принесли дары
Богамъ любимымъ, чтобъ пиры
Не прекращались никогда.
Не вышибетъ уже тогда
И малую слезинку ту
Святой ликъ Неба. Пустоту
Мы воспоёмъ въ душ своей.
И пиръ продлился много дней.
Богамъ угодна наша честь,
И упоительная лесть
Какъ псня услаждала слухъ
Тому, кто къ истин былъ глухъ.
Сказалъ царю я: «Господинъ!
Правитель нкогда одинъ
Имлъ наслдника, и онъ
Бродить во тьм былъ обречёнъ
Наврно, лтъ до десяти.
Малйшій свтъ не могъ пройти
Сквозь тьму, коснувшись слабыхъ глазъ.
Врачи сказали безъ прикрасъ,
Что если онъ увидитъ свтъ
До крпкихъ отроческихъ лтъ,
То онъ ослпнетъ навсегда.
Царь позаботился тогда,
Чтобъ свтъ не видлъ сынъ. Ну вотъ,
Прошли т годы, и черёдъ
Насталъ открыть предъ сыномъ міръ.
И царь, богамъ устроивъ пиръ,
Послалъ царевича съ слугой,
Чтобъ міръ увидлъ онъ земной.
И царскій сынъ увидлъ жёнъ,
И былъ пріятно поражёнъ.
«Кто это?» – онъ спросилъ тогда.
«А, это демоны! Всегда
Они людей палятъ огнёмъ.
Прохладной ночью, жаркимъ днёмъ
Отъ нихъ нигд покоя нтъ.
Предъ ними солнца меркнетъ свтъ,
И поражаютъ даже тьму,
И неподвластное уму
Съ людьми творится, стоитъ имъ
Поддаться чарамъ колдовскимъ», —
Слуга отвтилъ такъ шутя,
Чтобъ позабавилось дитя.
Когда же вечеромъ юнецъ
Домой вернулся во дворецъ,
Отецъ сказалъ ему: «Сынокъ!
Наврно, многое ты смогъ
Подъ солнцемъ радостнымъ узрть.
Пускай оно ласкаетъ впредь,
Окрпшій отроческій взоръ.
Цвтовъ ли полевыхъ узоръ,
Иль неба синь и глубина,
Иль птицъ парящихъ вышина —
Чего бы не касался взглядъ,
Ты это былъ увидть радъ».
Но сынъ отвтилъ: «Жаркимъ днёмъ
Я видлъ демоновъ. Огнёмъ
Сердца людей они палятъ.
Я только ихъ былъ видть радъ.
Отецъ, цвты и небеса
Предъ ними меркли, и глаза
Мои смотрли лишь на тхъ,
Кто ввёлъ меня въ соблазнъ и грхъ».
Такъ, царь ты мой, увидвъ жёнъ,
Царевичъ будетъ поражёнъ,
Христа онъ броситъ ради нихъ,
Почтить sло боговъ твоихъ.
Есть дочка у меня одна,
Что въ обольщеніи сильна.
Я приведу её. Въ ту ночь
Твой сынъ мою познаетъ дочь:
Въ союз плоти и страстей
Благопріятныхъ жди встей».
Нашёлъ я дочь свою. Она
Недугомъ sлымъ была больна,
Что поселилъ я въ ней: sлой духъ,
Къ словамъ моимъ отверзши слухъ,
Въ неё вселился, и игралъ
Онъ съ нею ловко. Я сказалъ:
«Суккубъ покорный! Мой приказъ
Услышь немедля! Въ сей же часъ
Иди къ царевичу. Съ пути
Въ недлю долженъ онъ сойти».
«Я обольщу его, мой другъ.
Сомннья въ дл гршныхъ рукъ
Къ себ ты въ сердц не пускай.
Двицы душу мн отдай!
Я обучу её всему,
Она врна мн. Потому
Красива, страстна и умна,
Съ душою праведной должна
Она искусно совладать.
Недолго намъ осталось ждать.
Я предвкушаю этотъ часъ,
Въ свой міръ почти впустилъ онъ насъ», —
Отъ демона услышалъ я.
Имъ одержима, дочь моя
Къ царю явилась во дворецъ.
И царь, заботливый отецъ,
Невсту сыну показалъ,
Ихъ, отведя въ просторный залъ,
Онъ заперъ. Не прошла и ночь,
Какъ дочь моя сбжала прочь,
Твердя, что, выслушавъ ручей
Нравоучительныхъ рчей,
Она не можетъ соблазнить
Того, кто всласть не хочетъ жить.
Тогда подумалъ я, что самъ
Велерчивымъ словесамъ
Свою въ отвтъ явлю я лесть,
И въ душу я сумю влзть.
Такъ познакомился я съ нимъ.
Желаньемъ пламеннымъ томимъ
Мечты небесныя пресчь,
Я изострилъ словесный мечъ,
Призвавъ на помощь духовъ sла,
Имъ всмъ во ад нсть числа.
Но я ошибся: зналъ юнецъ,
Гд есть начало и конецъ.
Сказалъ онъ: «Въ нкоторый вкъ
Жилъ въ этомъ мір человкъ,
Великимъ скульпторомъ онъ былъ,
Героямъ ставить онъ любилъ
Столбы и статуи. Потомъ,
Когда уснулъ онъ вчнымъ сномъ,
На горе, будто бы живымъ,
Народъ сталъ поклоняться имъ».
Но я сказалъ: «Подумай, вдь
И мудрецы уразумть
Сумли истину въ богахъ!
Ихъ словеса внушали страхъ,
Вдь люди цнятъ мудрость“. „Но
Не мной давно ужъ ршено,
Что вс людскіе мудрецы,
Наврно, первые глупцы.
Не нахожу я даже словъ,
Какъ вашихъ мн назвать боговъ.
Зачмъ богами люди чтятъ
Тхъ, кто не можетъ ссть и встать?
Зачмъ велишь ты мн любить
Не могущихъ ни сть, ни пить?
Зачмъ велишь ты видть свтъ
Во тьм, въ которой жизни нтъ?» —
Отвтилъ царскій мн юнецъ.
Тогда подумалъ я: глупецъ
Я передъ нимъ стою. И въ мигъ
Я головой своей поникъ.
Вдругъ наважденье предо мной
Явилось будто бы впервой:
Огня пылающаго кругъ,
Одинъ я въ нёмъ. Но съ силой вдругъ
Огонь взметнулся. И тогда
Явилась демоновъ орда.
И въ томъ мучительномъ огн
Они открыли душу мн:
Всё то, чмъ нкогда я жилъ,
Что такъ любилъ, чмъ дорожилъ,
Безсильно передъ тмъ юнцомъ.
Какимъ же былъ тогда глупцомъ
Колдунъ великій! Проклялъ я
Всё, чмъ жила душа моя.
Её я продалъ богу тьмы,
Что многихъ соблазнилъ умы,
Но, духомъ праведнымъ сражёнъ,
Передъ Христомъ безсиленъ онъ:
Достоинъ лишь презрнья духъ,
Что къ Истин священной глухъ.
Я понялъ это, и тогда
Сказалъ царевичу: «Бда —
Безъ вднья бродить во тьм.
Мой другъ, прошу, скажи же мн,
Христосъ твой мудръ и могучъ,
Но духъ мой скрылся въ толщ тучъ,
Скажи мн, какъ же эту тьму
Разрушить духу моему!
Какъ мн увидть этотъ свтъ?
Ты знаешь, я вдь столько лтъ
Звалъ духовъ бездны и огня.
Но Богъ твой приметъ ли меня?»
Сказалъ царевичъ мн: «Твой духъ,
Коль къ Слову Божьему не глухъ,
То ты слова мои прими:
Ты только руку протяни,
И Свтъ небесъ въ тебя войдётъ,
Въ нёмъ падшій духъ покой найдётъ».
Я покорился. Побжалъ
Я прочь оттуда, и искалъ
Пріютъ я для души своей.
Пробывъ въ скитаньяхъ много дней,
Нашёлъ пещеру я. Сидлъ
Въ ней старецъ, и Христу онъ плъ
Хвалы псаломскія. Тогда
Я съ нимъ остался навсегда.
Крещёный кровью и водой,
Я самъ теперь старикъ сдой.
Такъ шёлъ изъ ада я, и Свтъ
Сквозь тьму и толщу многихъ лтъ
Проникъ въ меня, собой пронзилъ —
Онъ душу мн преобразилъ».
Въ кровавой мантіи пророкъ
Воскликнулъ громко: «Вышелъ срокъ!
И покаянью моему
Нтъ мста въ Неб, потому
Избралъ я бездну пустоты.
Мн чужды свтлыя мечты!
Мн ненавистенъ этотъ свтъ!
Черезъ скитанья многихъ лтъ
Его нашли вы. Небеса,
Святыхъ, наврное, глаза
Являютъ въ мір. Но уму
То неподвластно моему.
Неумолимъ Христосъ, не ждётъ,
И время движется вперёдъ,
И очень скоро навсегда
Разстанемся мы, и тогда
Вы душу вспомните мою!
Не дайте адскому sврью
Въ ней человчное изжить!
Желаю со Христомъ я жить!
Я, а не тотъ, другой, во мн,
Что душу мучаетъ въ огн
И самъ имъ мучимъ. Не могу
Служить я своему врагу!
Мн ближе Бездна. Только вновь
Хочу я чувствовать любовь!
Уже я чувствую! Но нтъ!
Мн ненавистенъ этотъ свтъ!»