Christe eleison!

И первый молвилъ: «Я Нахоръ,
Я нкогда спустился съ горъ
Для обольстительныхъ словесъ,
И подгонялъ лукавый бсъ
Повергнуть истину, но ей
Со всею мудростью своей
Я сокрушёнъ былъ, и тогда
Я смогъ отринуть навсегда
Всё то, чмъ нкогда я жилъ,
Ту мудрость, коей дорожилъ.
То – ликованіе глупцовъ,
То – бснованье мудрецовъ,
То – заблужденіе ума,
То – духа вольнаго тюрьма.
Её, взявъ Истины скрижаль,
Отринулъ съ гнвомъ я, не жаль
Мн никогда отринуть ложь.
Года потрачены, и что жъ?
Они исчезли навсегда.
Я разскажу про т года.
Уйдя въ пустынныя мста,
Гд міра немощна тщета,
Взваливъ на плечи много книгъ,
Желая вчности зрть мигъ
И знаньемъ просвщать свой умъ,
Душа моя отъ многихъ думъ
Въ тоск мучительной рвалась,
Хоть я отринулъ міра грязь.
И въ той божественной тиши
Не обитало не души,
Лишь та одна, что предъ собой
Ты видишь, вопрошатель мой.
И тамъ, въ уединень томъ
Я размышленьемъ и постомъ
Жилъ, совершенствуясь. И такъ
Провёлъ я годы, но никакъ
Я совершенства не достигъ,
Хоть мудрость многую постигъ.
Въ прозрнь понялъ я, что смерть
Преобразитъ въ земную твердь
Всё тло бренное моё.
Преобразуется въ гнильё
И мудрость многая моя.
И горько-горько плакалъ я.
Сіе я понялъ, плоть сгубивъ,
И, наслажденье полюбивъ,
Средь уважаемыхъ глупцовъ
Я первымъ сталъ. Въ конц концовъ
Мн надола эта роль,
А душу жгла нещадно боль:
Безсильныя мои мечты
Остались тщетны. Пустоты
Не заполняла міра пасть,
Въ ней душу жгла нещадно страсть.
И я покинулъ міръ людей.
Средь утопическихъ идей
Я вновь покой искалъ. Но мн
Горть начертано въ огн:
Своею властною рукой
Увлекъ я многихъ за собой.
И въ той душевной пустот
Прочёлъ я книгу о Христ
И не поврилъ, и изгналъ
Её изъ сердца. Закопалъ
Её я въ землю глубоко,
А посл было такъ легко,
Какъ будто сталъ я богомъ, но
Мн быть имъ, видно, не дано.
Одинъ мой лучшій ученикъ,
Съ паучьимъ именемъ, постигъ
Искусство лести, сти плёлъ
Онъ ловко, хоть и не увёлъ
Въ свои онъ сти никого.
Сплеталъ онъ ихъ лишь для того,
Кто всей душой любилъ Христа.
Душой я съ нимъ былъ. Пустота
Всю душу разрывала мн
И жгла въ неистовомъ огн.
И я ршилъ, что приложу
Я силъ сколь можно, и скажу
Я ложь предъ праведнымъ юнцомъ.
Его я сдлаю глупцомъ
Въ людскихъ глазахъ, и оттого
Къ богамъ отцовъ верну его.
Такъ думалъ я, хитрецъ въ словахъ.
А въ помрачённыхъ головахъ
Хулы рождаются. Мечт
Той даже книга о Христ
Немного, впрочемъ, помогла.
Повствованіе дала
Она для устъ моихъ. Потомъ
Я сокрушался лишь о томъ.
Въ долин мрака я бродилъ,
Покой себ не находилъ:
Душа пылала, какъ въ огн.
И я уснулъ. Въ кошмарномъ сн
Я видлъ свтъ. Онъ обжигалъ,
Онъ толщу плоти разрывалъ
И въ душу проникалъ. Всегда
Я буду помнить мигъ, когда
Я видлъ свтъ. Клянусь, вовкъ
Сильне боли человкъ
Не чувствовалъ внутри себя.
И я проснулся, тьму любя.
Желаннй, впрочемъ, для ума
Непроницаемая тьма.
И пустотою тяжкихъ думъ
Наполнилъ я смердящій умъ.
Пошёлъ я. Всадники вокругъ
Внезапно выстроились вдругъ,
И былъ я схваченъ. Наконецъ.
Меня явили во дворецъ.
Царь вымолвилъ: «Презрнный рабъ!
Ты не избгнешь львиныхъ лапъ!
Ты – тотъ обманщикъ, тотъ sлодй,
Что развратилъ моихъ людей,
Служитель демоновъ?“ „Постой,
Ты знаешь, кто передъ тобой.
Я Варлаамъ, слуга Христовъ,
Не почитаю я боговъ,
Бездушныхъ идоловъ. Мой взоръ
Не можетъ видть твой позоръ.
Ужели славный господинъ
Не вдаетъ, что Богъ единъ
И созерцаетъ свтъ во тьм
На радость только сатан?» —
Царю я отвчалъ. Ему
Обманъ былъ вдомъ. Потому
Онъ скрыть его хотлъ. «Глупецъ!
Ты знаешь, христіанскій лжецъ,
Какъ сердце отчее болитъ.
Мн жажда мщенія велитъ
Убить тебя! Съ недавнихъ поръ
Мой сынъ, твой слыша разговоръ,
Въ Христа увровалъ. Забылъ
Онъ радость плоти. Возлюбилъ
Онъ нищету и этотъ бредъ,
И тмъ непоправимый вредъ
Нанёсъ душ своей», – сказалъ
Такъ грозный царь. Я отвчалъ:
«Нтъ, царь, слова мои не бредъ!
Твой сынъ увидлъ вчный свтъ
Въ моихъ словахъ. Душа его
Тогда отъ слова моего
Свтъ истины переняла.
Кумировъ, порожденья sла,
Онъ свергъ въ душ. Но если ты
Ещё не видишь пустоты
Ничтожныхъ, суетныхъ боговъ,
Ты собери своихъ враговъ,
Всхъ христіанъ со всхъ концовъ.
Халдейскихъ умниковъ-глупцовъ,
Что мнятъ премудрыми себя,
Безумство глупости любя,
По всей стран ты созови
И споръ великій объяви.
Ты мудрость, царь, увидишь самъ.
Велерчивымъ словесамъ
Глупцовъ халдейскихъ ты не врь.
Уразумй Христову дверь!
И ей ршительно войди
И мудрость древнюю найди.
Но, если мудрость ты найдёшь
Въ словахъ лукавнующихъ – что жъ!
Тогда проигранъ будетъ споръ,
И сынъ твой, видя нашъ позоръ,
Къ теб вернётся всей душой».
И царь отвтилъ: «Хорошо».
Онъ былъ доволенъ, потому
Меня онъ сыну своему
Въ тотъ страшный вечеръ показалъ.
Царевичъ будто бы узналъ
Отца и старца. Только взглядъ
Въ немъ отражалъ презрнья хладъ:
«Привтствую, о Варлаамъ!
Я знаю, ты пришёлъ не самъ.
Ты заслужилъ такую честь.
Меня заставилъ предпочесть
Ты многобожію Христа,
Вся жизнь земная – суета.
Я такъ усвоилъ твой урокъ?
Но всё-таки, пошло ли въ прокъ
Твоё ученье? Оттого
Съ отцомъ проврю я его.
Учти, мудрецъ, что если ты
Не защитишь свои мечты
О жизни вчной – можетъ быть,
Тогда ты вчно будешь гнить
Въ темниц тсной и сырой,
И не обрящешь ты покой
Душ своей, и ты поймёшь,
Сколь мн презрнна эта ложь».
Я испугался… и кивнулъ,
И только тяжело вздохнулъ:
Не зная, вопреки судьб,
Я яму выкопалъ себ.
Я выступалъ передъ толпой
Халдейскихъ умниковъ. Со мной
Одинъ лишь былъ: всхъ христіанъ
Убилъ безжалостный транъ.
И понялъ я: проигранъ споръ.
Тогда, свой чувствуя позоръ,
Воззвалъ я мысленно, какъ могъ:
«Помилуй, христіанскій Богъ!»
И я увидлъ тьму вокругъ.
Но, тьму пронзивъ, явился вдругъ
Прекрасный свтъ. Онъ какъ живой
Тогда явился предо мной.
Великій страхъ меня объялъ.
Но тихо свтъ ко мн сказалъ:
«Дерзай, Нахоръ! Смлй скажи
Всё то, что на душ лежитъ,
Въ ея сокрытой глубин».
И я увидлъ, какъ во мн
Вверхъ рвётся свтъ изъ глубины.
И пламя, вырвавшись изъ тьмы,
Вошло и въ сердц, и въ уста,
И неба миръ и красота
Тогда явились предо мной,
И, сдлавъ людямъ знакъ рукой,
Я началъ длительную рчь,
Желая Небо уберечь
Отъ демоническихъ враговъ:
«Я Варлаамъ, слуга Христовъ.
Я видлъ неба вышину,
Безднъ океанскихъ глубину,
Я видлъ камни и песокъ
И птицъ, полётъ ихъ былъ высокъ,
И, созерцая, размышлялъ
О Бог, Кто сіе создалъ.
И понялъ я: Творецъ всего
Себ не проситъ ничего:
Ни жертвъ безчисленныхъ даровъ,
Ни общаній многихъ словъ.
Въ Его рукахъ и жизнь, и смерть,
И небо, и земная твердь.
Объемлющій вселенной кругъ,
Господь надъ дломъ мудрыхъ рукъ,
Онъ не нуждается ни въ чёмъ,
Но купно тварь едина въ Нёмъ».
И предъ язычниками я
Боговъ, ихъ глупость не тая,
Спокойно, тихо низложилъ.
Изслдовать я предложилъ
То, что богами люди чтятъ,
Вкушая сладострастный ядъ.
Подробно изложить сумлъ
Я суть религій. Не посмлъ
Никто отвтить мн – не смогъ.
И я сказалъ: «Христосъ нашъ Богъ!»
Я побдилъ, но до сихъ поръ
Не знаю, какъ я выигралъ споръ.
Царевичъ радъ былъ. Оттого
Меня, какъ гостя своего
Онъ принялъ. Только понялъ я:
Ошиблась въ нёмъ душа моя.
Сказалъ онъ: «Всё извстно намъ.
Я знаю: ты не Варлаамъ,
Языческій мудрецъ Нахоръ.
Ты не мудрецъ, ты – лжецъ и воръ!
Но врю: въ душной глубин
Есть свтъ, противящійся тьм.
Не устрашайся ты людей,
Пусть не смутитъ тебя sлодй!
Иди за Солнцемъ на восходъ,
Быть можетъ, какъ-нибудь взойдётъ
Оно въ теб». Отвтилъ я:
«Печальна много жизнь моя!
Какъ свтъ приму я?“ „Ты постой!
Не прикрывайся ты судьбой!
Сильна творящая Любовь,
Ты въ ней увидишь свта новь,
И покаяніе придётъ,
И въ душу свтъ теб войдётъ», —
Царевичъ радостно сказалъ.
Я со слезами отвчалъ:
«Ты правъ. Мн трудно средь людей
Отречься суетныхъ идей!
Мн ближе слава и почётъ,
Что духъ плняетъ и влечётъ,
Мшая разумъ мн открыть
Для вры, что хотлъ я скрыть.
Но какъ сокрыть средь многихъ думъ
Познанья жаждающій умъ?
Знакомы мн твои слова,
Но вра, что въ теб жива,
Меня не трогала. И вотъ
Я слышу голосъ – Богъ зовётъ.
Ему я врю, и теперь
Для лжи я закрываю дверь».
И долго плакалъ я потомъ.
И такъ покинувъ царскій домъ,
Пошёлъ я прямо на востокъ.
И покаянныхъ слёзъ потокъ
Тогда я пролилъ. И въ пути
Мн посчастливилось найти
Пещеру эту. Въ ней сидлъ
Старикъ сдой, онъ Богу плъ
Хвалы псаломскія. Тогда
Я съ нимъ остался навсегда.
Крещёный кровью и водой,
Я самъ теперь старикъ сдой.
Таковъ мой путь изъ глубины
Бездонной, непроглядной тьмы».
И боль пронзила пустоту.
«Я обречёнъ! Не обрту
Я свтъ, сіяющій въ теб.
Я весь порабощёнъ судьб!
Здсь, въ вчныхъ узахъ, плачъ и стонъ,
Зубовный скрежетъ, чёрный тронъ
Святой, непобдимой Тьмы.
Здсь безконечно будемъ мы!
Мн не доступенъ этотъ свтъ,
И дикій христіанскій бредъ
Я не услышу! Ты поврь,
Передо мной закрыта дверь
Въ сіяющій небесный градъ,
Мн душу разрываетъ адъ!
Но гд-то въ чёрной глубин
Есть свтъ, противящійся тьм.
Ещё я человкъ», – изрёкъ
Въ кровавой мантіи пророкъ.