Чувствуй себя как дома

Я превращусь в муху.

* * *

Я наматываю круги по комнате, попутно завязывая пояс на огнеупорном костюме. Плечо саднит – предчувствует новую мухобойку. А я изо всех сил убеждаю себя, что нас вызвали по ошибке.

Вчера я принес Бруно справку от доктора.

– Поздравляю, Захар. Твое der Trotz[20] мне импонирует. Завтра ты отправишься на задание с Викторией и Дианой. Как говорит Лида, гер-р-рой. – Он откидывается на спинку кресла и смеется. Его голос раздваивается, булькает, разлетается эхом по кабинету, словно внутри огромного тела сидит как минимум человек десять.

И теперь я медлю. Боюсь, что мы разрушим здоровый дом.

Когда-то я называл их друзьями. У нас с ними были совсем другие отношения, но мы по-прежнему неразлучны.

Дом и я. Я и дом. Кто из нас убийца?

Здесь два варианта: или никто, или сразу оба.

– Готов? – Тора обнимает меня со спины.

Сегодня на завтрак она надела платье и фиолетовые колготки, а затем, когда поступил вызов, – превратилась в черно-белый снимок. Помятый и потертый. Да, возможно, та Тора, которая позировала для кадра, была вспышкой, но ее яркость съел фотоаппарат.

– Готов. – Пальцы по привычке тянутся к шраму на плече. – А ты?

– А я живу в этом мире уже второй год. Мне не к чему готовиться.

Я запускаю руку в карман и касаюсь шероховатого корешка. Книга-талисман. Книга-друг. Книга-первая-помощь. Я взял ее в библиотеке и всю ночь перечитывал, учил, подчеркивал важное.

– Небо… Ты до сих пор надеешься, что она пригодится нам? – грустно улыбается Тора. – Ох, Захар… Помнишь, как ты спас меня от воров и потом обрабатывал мне рану? Все по пунктам, четко, без самодеятельности!

– Зря ты так, – обижаюсь я. – Что, если эта книга поможет нам выжить?

– Разве что если примет на себя удар топора.

– Ты не понимаешь…

– Нет, это ты не понимаешь, Захар. Ты знаешь ее лучше песен «Наутилусов»! – серьезно заявляет Тора. – Зажмурься.

– Что? Зачем?

Она закрывает мне глаза ладонью и тараторит:

– Вообрази: дом запер нас. Замуровал. Мы в каменном гробу, среди мертвых зеркал и перегоревших лампочек. Пахнет пылью и чем-то сладким. Конечно, скажешь ты, так пахнут яблоки. Так пахнет моя Хлопушка. Где-то в темном углу тикает сердце, но этих углов в доме десятки. Тебе сложно, ты ищешь Zahnrad, и все бесполезно. Тебя оглушает собственное сердцебиение. Дом ждет, когда ты сдашься. Он больше не называет тебя другом… и лишь мне, твоей Хлопушке, известно, в каком из темных углов он прячет сердце. Но я в отключке. У меня из шеи торчит – о ужас! – вилка. Сладкий запах постепенно вытесняет запах пыли. Я умираю. А теперь ответь, Захар: ты что, полез бы в учебник?

– Тора… – хриплю я. В горле пересохло. Я пытаюсь выкинуть из головы эту сцену, но с каждой секундой она обрастает новыми деталями. – Я сделаю все, чтобы с тобой ничего не случилось.

Только не будь черно-белой фотографией. Я разрисую тебя фломастерами. Поставлю в рамочку. Повешу на стену.

В дверь начинают барабанить.

– Хватит нежиться, голубки! – доносится из коридора ворчание Ди. – Нам нужно спешить!

И мы берем с собой скрипку и спешим – на первое в моей жизни задание. Бруно выделил нам машину – старую-старую «Волгу».

– Чур, я за рулем! – восклицает Тора и приземляется на водительское сиденье.

До поселка мы доезжаем быстро. Чересчур быстро для того, чтобы мои молитвы о ложном вызове были услышаны.

Мы минуем полосы улиц и Ворона, пляж и россыпь прибрежных кафе. Дальше, дальше, дальше – к скалам. Отшельник – белый двухэтажный дом – приютился у самого моря. Выбился из стаи, как беззащитная овечка, и – заболел.

С хозяевами мы не знакомы. И мне легче от этой мысли, спокойнее. Спасателям запрещено… скорбеть.

В детстве, когда мне было четыре, я часто гулял по соседнему пляжу. Строил башни из песка, гонял чаек. Тогда родители даже не подозревали, что у меня воспаление фантазии. Поэтому… Что бы ни ждало нас в доме, я буду думать о замке из песка. И о чайках.

Мы притормаживаем вдалеке, у леса, – чтобы на машину ненароком не упал кирпич, а затем идем навстречу монстру. Молча. Сосредоточенно. Готовясь к худшему.

Калитка приоткрыта. Из-за забора выглядывает огромная магнолия. Здоровается колышущимися на ветру ветками.

– Я звонила пожарным и в скорую, – сообщает Тора, доставая из футляра скрипку. – С минуты на минуту должны приехать. Но мы не будем ждать. Мало ли что там. Ди, ты обыщешь подвал, я – первый этаж. – Она сжимает мое запястье. – А Захар… Захар – второй.

Мы выбиваем дверь. К черту вопрос «есть ли здесь кто-нибудь?».

Есть.

По крайней мере дом.

Я сую руки в карманы и нащупываю учебник. Заметив это, Тора шепчет:

– Удачи.

Мы ныряем в пищевод дома и каменеем. Вот же он, коридор, тонкой змейкой тянущийся в никуда. Обычный, как миллионы мертвых коридоров. Полосатые обои. Пыльный ковер. Искусственные цветы в вазах.

Дом-могила. Дом-убей-себя-сам.

Мы разделяемся и шагаем – каждый в свою мухобойку.