Чужая сторона: рассказы

Арина не раздевалась до последнего, всё надеялась, что ей-то не надо. Но оказалось, что многое здесь «на всякий случай» для всех, — проверка температуры, измерение давления, съемка ЭКГ. Начинается с одного, а там «за компанию».

Не хотелось быть в этой компании, иметь что-то общее со всеми «больничными»…

Только ЭКГ уехало, пришла другая врачиха. Всем измерили температуру. У бабы Веры была повышенная. Вскоре ей взяли тест на ковид (об этом прямо не сказали, но все и сами поняли, для чего тычут палочкой в нос и горло; переглянулись, промолчали).

Всем перед завтраком разнесли лекарства, у Арины же на тумбочке было пусто. Зачем везли сюда, если не дают ничего? Целая ночь позади, целое утро позади… 

Впустую. Была надежда, что сейчас придёт доктор, осмотрит, даст пилюлю и всё будет как прежде. Или же врач скажет, что Арина притворяется, и она, счастливая обманщица, сразу выздоровеет.

Лечащая врач пришла почти в девять. В одноразовом голубом защитном комбинезоне, с респиратором поверх обычной медицинской маски. Строго приказала всем нацепить маски, все нехотя подчинились. Осмотр начала с дальней от Арины кровати.

Тётя Валя бойко заверила, что идёт на правку и её надо домой. 

Баба Вера наехала на врача за то, что весь вчерашний день её держали на капельницах, а в туалет заставляли ходить на судно. 

Тихоню врач долго просила расстегнуть халат, всё повышала и повышала голос, криком выспрашивала, как у той самочувствие, но ответ так и не получила.

— Глухая же, — выдавила тихоня виноватую улыбку. — У вас губы закрыты маской, я считать не могу…

— Все глухие у меня, — вздохнула врач. — Во всех палатах…

До Арины было четыре человека, а терпения совсем не было. Это ведь тоже была очередь, только лежачая, ждать было невыносимо. Кто-то что-то должен был, наконец, сделать с её состоянием.

Снова зазвонил телефон Арины, она подняла трубку и, не вслушиваясь, буркнула: «Перезвоню!» 

Когда врач подошла к Арине, та пожалобилась: рассказала про нечеловеческий пульс, про грудной стук изнутри… Но врачиха сослалась на заведующую, мол, начальство ещё решало, что делать с Ариной. Сказала, ушла.

Пока начальство решало, Арине было так же. Правда, воспринималось это «так же» в больнице полегче, спасала мысль о том, что всегда можно нажать тревожную кнопку.

Тревожная кнопка выглядела как дверной звонок. У каждого над кроватью был свой, висел так, чтобы можно было лёжа поднять руку и спастись, вырваться из холодных объятий, выскользнуть из-под косы. 

Сначала было стыдно нажимать эту кнопку, неудобно звать сестёр. Арина не знала, что позже привыкнет.

Врачиха ушла, и вновь потянулось ожидание. Каждый ждал своего — сначала Арина этого не понимала.

Кардиология лежала первым слоем корпуса, а потому, в обход ковидного карантина, пациентки виделись с родными через распахнутое окно. Только закрывалась рама, снова раздавался робкий стук в стекло. Одна бежала, накидывая кофту или халат, вторая, третья, отходили с пакетами и улыбками.

После обхода — потянулись. Баба Вера вытянула с окна белый пакет с красной надписью, развела его ручки в стороны, вгляделась в нутро. Выудила из пакета пакетик поменьше — с двумя чебуреками, — книгу, газету и стопку листовок. Всё отложила, листовки «Пятёрочки» оставила:

— Это хорошее. Посмотрим, — внимательно вгляделась в текст. — Куры по 99.

— Ариночка, нажми кнопку, что-то колет у меня, — попросила тётя Валя. А чуть позже — баба Вера. Арина была всех прытче, она быстро нажимала кнопку, быстро прибегала молоденькая медсестра с поста, выдавала таблетки или успокоительное «это нормально, ничего!».

Окно оставили открытым — пока Тоньки нет. Тянуло свежестью майского утра, тянуло свободой. Арина не думала долго, натянула толстовку, бросилась животом на подоконник. Под окном качались жёлтые блины — зрели пышные одуванчики.

Снова звонил телефон, зажатый в руке, звонила мама. Арина подняла.

— Можешь? Или перезвонишь?

— Перезвоню.

Арине совсем не хотелось врать, что у неё всё хорошо, а жаловаться хотелось ещё меньше. Берёт трубку — значит, жива.

Сзади гомонили, разговаривали, звонили:

— Спина — как будто чёрт там сидит. 

— Так скажи ему: «Уходи».

— Лена, это я. Как там Тиша? Поел? Ты чашку помыла, прежде чем положить? Смотри, помой. Как он в туалет сходил? Кричал?

У бабы Веры дома осталась квартирантка, студентка. Ей выпало в перерывах между учёбой и личной жизнью смотреть за больным баб-Вериным котом — кормить, бдеть, отчитываться. Баба Вера снова и снова звонила, клала трубку и не верила, что всё так, как сообщает Лена, но другой версии событий не было. Баба Вера надоедала, и, после десятков подслушанных её звонков, Арине не верилось, что Лена оставит кота в живых.

Отойти от окна значило вернуться в духоту палаты, снова на свой прямоугольник. В коридор можно было только в маске, недалеко, в туалет, больше пойти было некуда. 

В туалете было всё время стыдно, вечно кто-то попадался на соседнем унитазе — все были как на ладони, приходилось видеть и слышать, и позволять видеть и слышать другим.