Чужая сторона: рассказы

— Я никуда не пойду…. Вся вспотела… — зашептал какой-то новый голос. — Сука такая… Нахуйсука… С-с-с-с…

Арина села. Шёпот на дальней койке, в углу, перемежался храпом. Маты сочились тихо, но различимо. Через пару минут всё стихло.

Адреналин внутри спорил с капельницей. Шёл четвёртый час — не то ночи, не то утра. Арина обессиленно упала на бок, стала качать ногой, убаюкивая себя; наконец уснула.

— Девочки, чай! — распахнулась утром дверь. За ней стояли женщина в фартуке и железная тележка. Утренний свет выкинул на сцену палаты занятые койки. На всех сидели старые, медленные, больные. «Вселенная, ну мне же рано, рано сюда! — подумалось Арине. — Здесь всем не меньше шестидесяти! А мне — в два раза меньше!»

Раздался телефонный звонок, мама Арины в трубке частила, выспрашивала всё подряд, не дожидаясь ответа.

— Я перезвоню, — тихо сказала Арина и сбросила.

Она сжалась, принялась слушать, смогла «прицепить» ко всем имена: по часовой стрелке от неё лежали тётя Валя — танцовщица «латины», баба Вера-кошатница, затем глухая тихоня, которую перевезли с онкологии, а справа от Арины — Тонька «Карбюратор». Вместе с Ариной — в палате пятеро.

Как увидели Арину, стали причитать, чего такая молодая делает в больнице, и что они там в её годы. Все такие чужие, уже вовсю «больничные», совсем без домашнего запаха.

«Болеть стыдно!» — сказал Арине один бизнес-тренер в видеолекции, найденной как-то раз на ютубе. И с тех пор Арина верила, что она в свои шестьдесят, семьдесят два, в свои восемьдесят, сколько им всем там, будет совсем другой. Это они жалеют себя, это они себя запустили, экономят на хороших продуктах, не знают о спорте, а вот она…

— Девочки, чай! — распахнулась утром дверь. Соседки Арины слетелись к двери, а затем потянулись от неё к кроватям с парящими кружками и кусочками хлеба. Арина не стала зевать, набрала в термос-кружку сладкий чай. Хлеб оказался с повидлом. Хлеб был свежий, пористый, вкусный. Повидло — божественным (для этого утра).

— Потом ещё один завтрак будет, не боись. Я тёть Валя.

— Арина.

Тётя Валя была напротив, совсем рядом. На её тумбочке стоял рулон дорогой туалетной бумаги. Женщиной тётя Валя была поджарой и стильной даже в спортивном костюме. Лицо напоминало подсохшую сливку. Короткая стрижка была примята, но тёте Вале повезло спать удачно и примять волосы вполне себе ничего, «запечатать» причёску до выписки.

Рядом с тётей Валей гнездилась баба Вера-кошатница. Крохотная, вся белая во всём белом — она лежала посреди скомканной постели как только что народившееся яйцо. Только рука-крылышко иногда протягивалась из постельного гнезда к мобильному телефону на тумбе.

Рядом с бабой Верой, в углу, притаилась тихоня. 

Справа, у окна на койке, лежала Тонька. Тощая, какая-то совершенно сказочная старуха. Говорила сипло:

— Алё, сына, доктор предлагает ставить мне карбюратор. Да. А я говорю, как бог даст, так и ладно. Ну, сколько осталось, столько и ладно. Как бог решит. Тонька, Тонька, говорю себе, куда уже, восемьдесят пять лет…

Одной рукой Тонька прижимала к уху мобильник, другой вертела выданный хлеб. В палату зашла врачиха, встала над Тонькой белым столбом. Та сбросила звонок.

— Поговорили с сыном? Ставим кардиостимулятор?

— А чего мне сын, я сама решаю. Не будем. Проживу, сколько проживу, как бог решит.

— Ну так и будете падать везде. Чего вы боитесь? 

— Как чего? Мне сколько лет!

— Мы и девяностопятилетним ставим, и всем ставим…

Арина открыла гугл и поискала, кому рекомендован кардиостимулятор. Сравнила симптомы со своими. Пока читала статью, Тонька согласилась на операцию. Завтракать ей запретили, и её хлеб лёг на тумбу.

Уже через полчаса, в восемь тридцать, за ней приехала белая железная каталка, похожая на огромный скелет, проскрежетала трубчатыми костями, позволила на себя сесть. Тоньке напомнили надеть одноразовую маску.

— Точно, намордник! — пошарила она по тумбе. — Да никого я не укушу. У меня ни одного зуба нет. А ну, отвернулись все!

Краем глаза Арина видела, что Тонька разделась, устроилась на плоской кости каталки-скелета; когда её накрыли простынёю, она вздохнула:

— Так, поди, нам и носить эти намордники до последних дней…

— Давай, с богом! — закрыли женщины за каталкой дверь. 

Операция предстояла Тоньке, но на иголках были все. Даже Арина почувствовала какую-то ноющую сопричастность — откуда бы?

Каталка укатила, а следом в коридоре снова что-то загрохотало. Пахло кашей, но для второго завтрака ещё было рано.

— Едет балалайка. К мужикам повезли. И нам сейчас приволокут, — пообещала тётя Валя.

И правда, вскоре грохот приблизился: в палату заглянула ЭКГ-шница: красивущая, крупная, рыжая врачиха вкатила за собой столик с не то магнитофоном, не то микроволновкой, скомандовала:

— Поднимаем кофточки, показываем титечки.

Кто был привыкший к процедуре, начал раздеваться заранее: оголился, лёг солдатиком на кровать. Тётя Валя чего-то задумалась, когда подвезли аппарат, спохватилась:

— Чё, рассупониваться?