Д. В. Григорович

«Но вот тот же самый г. Григорович, который написал „Деревню“, предлагает читателям, в этой книжке „Современника“, новую свою повесть („Антон Горемыка“), в которой на сцене опять деревня и которой герой — русский крестьянин, но уже вовсе не вроде мужа Акулины, а человек добрый, который по своему, нежно, человечески любит своего племянника, свою жену и обращается с ними по человечески»[12]

И действительно, герой новой повести Григоровича Антон был наделён многими добрыми качествами души, присущими русскому крестьянству. Антон трудолюбив, он по-доброму, отзывчиво относится к своим родным, ближним, вообще окружающим. Он любит животных, терпеливо и стойко переносит жизненные невзгоды и т. д.

Но именно эта доброта невинность Антона, схожесть его живого кроткого характера с характерами тысяч других русских мужиков и поднимали значимость его драматической истории до уровня социальной трагедии. Получалось, что весь строй жизни объективно оказывался направленным на то, чтобы сломить, уничтожить человека, низвести его до положения бесправного и безропотного животного. Стоило крестьянину хоть в чём-то воспротивиться безжалостному гнёту этой системы — и судьба его была решена. Так случилось и с несчастным Антоном, написавшим под диктовку односельчан письмо в Петербург о притеснениях управляющего.

Рассвирепевший от наглости холопа управляющий учинил над Антоном расправу. Брата, Ермолая, в первое рекрутство записал, землю отнял, вконец разорил и отправил в кандалах в Сибирь.

Этот страшный рассказ, страшный именно своей беспристрастностью, отсутствием каких-либо прямых авторских оценок, сетований, выводов, деклараций, жалоб, был воспринят многими русскими людьми как обвинительный акт существующему мироустройству.

«Ни одна русская повесть,— свидетельствовал В. Г. Белинский,— не производила на меня такого страшного, гнетущего, мучительного, удушающего впечатления: читая её, мне казалось, что я в конюшне, где благонамеренный помещик порет и истязует целую вотчину — законное наследие его благородных предков»[13].

Но рассказ о судьбе Антона-Горемыки не только вызывал сострадание, жалость к угнетённому крестьянству, он будил в лучших русских людях чувство возмущения, стыда за то, что такое возможно и до сих пор происходит в России, звучал как призыв к борьбе за освобождение народа.

«В Неаполе в 1848 году,— писал А. И. Герцен,— я впервые прочитал его „Антона-Горемыку“… Это „memento patriam“[14] было особенно тягостным в разгар революционных событий в Италии, под сладостными и ласкающими порывами ветра с Средиземного моря. Я испытывал угрызение совести, мне было стыдно находиться там, где я был. Крепостной крестьянин, с преждевременными морщинами, нищий, добрый смиренный, в кандалах безвинно бредущий в Сибирь, неотступно преследовал моё воображение, когда я жил среди прекрасного народа»[15]

Знакомя читателя со страшными картинами жизни крепостных крестьян, писатель всем ходом своего повествования как бы подводил его к единственно возможному выводу: положение крестьян настолько невыносимо и безнадёжно, что им не остаётся ничего иного, как восстать на своих поработителей. И не случайно в первом варианте повесть заканчивалась сценой бунта крестьян, выступивших против своего управляющего и сжигающих его дом, которая была затем (чтобы провести повесть через цензуру) переписана и заменена другой сценой одним из редакторов «Современника» А. В. Никитенко.

Вопрос о положении крестьян в России был теснейшим образом связан и с вопросом о помещичьем праве, с вопросом о том, что же представляют из себя те, кому волею судьбы дано право распоряжаться жизнью миллионов русских мужиков. И Григорович даёт на него свой ответ, который от произведения к произведению становится всё определённее и однозначнее.