Дар милосердия

Он встал в мягко покачивающемся вагоне, добрался до кулера и заказал напиток. Нужно было хоть чем-то отвлечься. А заказ был таким простым, ребенок бы справился: нажал пальцем — и готово, не надо ни думать, ни сосредотачиваться.

Но он не смог отрешиться от мыслей даже на краткий миг, холодный вкус воды только усилил беспокойство, маховик раскручивался внутри, колени слабели, так что пришлось сесть обратно; горечь клубком поднялась к самому горлу, и выпущенные на волю воспоминания схватили, потащили к светлым дням, дням радости и веселья, к самому восхитительному моменту…

Свадьба была простая. Миранда в голубом платье, Филип в обычном костюме. Седарвилльский мировой судья совершил церемонию — он был резок, читал быстро и протянул руку за деньгами, едва завершив речь. Но Филипа ничего не волновало. Ничто не казалось ему неприятным в тот день: ни ноябрьский дождь, который полил за шиворот, как только новобрачные вышли из дома судьи, ни даже отказ оформить отпуск в администрации университета. Свадьба состоялась в пятницу вечером, значит, впереди было два выходных дня; для свадебного путешествия маловато, поэтому было решено провести медовый месяц в маленьком домике, купленном Филипом на Мэйпл-стрит.

Дом был очарователен. Миранда повторила это сотню раз, когда они под дождем стояли и смотрели на него, и Филип согласился. На лужайке перед домом по сторонам маленькой дорожки росли два дерева катальпы. Еще там была крохотная зарешеченная веранда и старинная панельная дверь двадцатого века.

Он перенес Миранду через порог и поставил посреди гостиной. Там, на встроенных полках по сторонам открытого камина стояли все его книги, а на каминной доске лежали Мирандины безделушки. Розовато-серые шторы прекрасно сочетались с новой мягкой мебелью.

Миранда смутилась, когда он поцеловал ее, а он и сам не знал, что сказать. Они совсем не готовы были оказаться вот так, наедине, в собственном доме, несмотря на все тихие нежности, поцелуи украдкой, обмен взглядами в коридорах университета, осенние прогулки по усеянным листьями аллеям.

Наконец она сказала: «Пойду сварю кофе» — и ушла на кухню. И, конечно же, сразу опрокинула кофейник. На полу разлилось темное озерцо, и она стояла там, с влажными синими глазами, прелесть в голубом, богиня, его богиня; и потом, в его руках, податливая и нежная, теплая и вдруг прижавшаяся к нему так тесно. Руки, обвитые вокруг его шеи, волна темных волос, рассыпавшихся по его лицу…

Вдалеке, между лесистыми холмами, показался поселок. Люди уже давно оттуда ушли, остались лишь руины, но кое-где стояли знакомые полуразрушенные здания, и Филип узнал местность — маленький городишко неподалеку от Седарвилля.

Мало что связывало его с этим городком, так что и особой боли он не ощутил. Зато почувствовал страх, потому что знал: скоро вагон замедлит движение, скоро он ступит на гнилые плиты платформы седарвилльской станции. И знал, что увидит еще одно заброшенное поселение, полное воспоминаний, и боялся, что не вынесет вида родных улиц, заросших сорняками, любимых зданий, превратившихся в развалюхи, пустых, слепо пялящихся окон, некогда сиявших теплом и жизнью.

Инструктор много рассказывал о городах-призраках, о брошенных поселках, о стремительном запустении, настигавшем Землю. Межзвездные путешествия вернули людям мечту, которую когда-то отняли межпланетные. Пустынную Венеру и бесплодный Марс оказалось невозможно заселить, так же как и ледяные внешние планеты — в сущности, и не планеты даже, а вращающиеся льдины, бездушно поблескивающие под лучами далекого солнца. А вот Альфа Центавра-4 — совсем другое дело, да и Сириус-41 — настоящее чудо.

Двигатель Суэйка избавил человечество от проблемы, порожденной склонностью к чрезмерному размножению, и Земля теряла население со скоростью, равной скорости постройки новых транспортных кораблей. Уже существовали колонии на Веге, а в будущем планировалось заселить и систему Арктура. Если не считать команды судов, путешествия совершались по принципу «билет в один конец». Люди улетали к далеким солнцам и обживали просторные долины, девственные леса, подножия неисследованных гор. Они не возвращались, и так, по словам инструктора, было гораздо лучше для них самих, ведь билет в один конец лучше всего решал и другую головоломную проблему — преобразования Лоренца.

Филип поглядел на лохматые зеленые холмы, мимо которых шел поезд. День близился к концу, и длинные тени легли в глубоких долинах. Солнце висело низко, наливаясь багрянцем, кучевые облака вокруг него полыхали красками. Ветер трепал листву молодых лесов, пробегал по разнотравью тихих холмистых склонов.

Нет, вздохнул Филип, с него достаточно и Земли. Звезды не дадут ничего из того, что есть здесь: лес для прогулок, берег ручья, чтобы присесть с книгой, синее небо, умеряющее печаль…