Читаем Дарвиновская революция полностью

Но сказанное пока касается только механизма. В конце 1838 года Дарвин начал уже размышлять о том, как, отталкиваясь от этого механизма, скомпоновать в полном виде теорию эволюции. И опять же, решающим в этом вопросе стало философское влияние. Дарвин был молодым, но высокопрофессиональным ученым. Он чувствовал, что его теории, какой бы сомнительно-спорной она ни была, необходимо придать форму, которую профессиональные ученые сочли бы заслуживающей уважения. Люди должны уважительно отнестись к его теории – только это послужит залогом того, что они не отбросят ее прочь по причине не слишком хорошо продуманной структуры. Так каковы же основные критерии хорошей теории и откуда их взять? Что касается критериев, то они уже существовали: их определили и установили «третейские судьи» в области науки – Гершель и Уэвелл, которые упоминали о них и в своих философских беседах (в то время Дарвин часто общался с ними обоими), и в своих сочинениях, в частности в «Философии естествознания» Гершеля и в недавно вышедшей «Истории индуктивных наук» Уэвелла.

Именно этим и занимался Дарвин в конце 1838 года. Он еще раз прочел «Философию» и второй раз, тщательно и не торопясь, читал «Историю» Уэвелла[30]. Судя по комментариям, которые он оставил на страницах этой книги, его больше всего интересовали те же принципы, которые были характерны для ньютоновской астрономии и которыми так восхищался Уэвелл, а также те доводы против органического эволюционизма, которые выдвигал и отстаивал Уэвелл. Дарвин стремился к тому, чтобы его теория была по возможности столь же непогрешимой, как законы Ньютона, и старался заранее учесть худшие из нападок, которым могли бы подвергнуть ее критики. Но как этого добиться? Мы знаем, что Гершель и Уэвелл, будучи очень близки методологически, расходились в своих взглядах на концепцию vera causa: Гершель считался лишь с эмпирическими, аналоговыми доводами, почерпнутыми из личного опыта, тогда как для Уэвелла, рационалиста, важнейшим фактором являлась непротиворечивость индукций, направленных вверх. И Дарвин прилагал все силы к тому, чтобы его теория удовлетворяла и той, и другой концепции vera causa.

Возьмем первую, аналоговую концепцию Гершеля. В контексте открытия Дарвина на него, возможно, больше всего повлияла, как он впоследствии сам признавался, именно аналогия между искусственным и естественным отбором, хотя она – вопреки тому, что он заявлял позже, – и не сыграла здесь решающей роли. Опять же, возможно, не сыграла. Для нас важно не это, а то, что мы наконец заполучили идею естественного отбора, а заполучив, оказались перед необходимостью ее обоснования; для Дарвина же необходимости еще раз упоминать об аналогии не существовало. Действительно, имелись вполне основательные причины, почему он воздержался от упоминания об этом, как воздержался и Уоллес спустя 20 лет. С точки зрения Лайеля, Уэвелла и всех прочих, reductio эволюционизма – это прежде всего то, что искусственный отбор не ведет к непрерывным, постоянным изменениям. Но хотя Дарвин, судя по всему, и разделял этот взгляд с другими учеными до открытия фактора естественного отбора, однако лишь после прочтения труда Гершеля он вдруг начал акцентировать внимание на этой аналогии. «Самая удивительная часть моей теории – что одомашненные породы органики создаются теми же самыми средствами, что и виды» (E, с. 71; я полагаю, что под словом «средства» Дарвин подразумевает, как всегда, наследование приобретенных признаков). Более того, Дарвин вскоре начал подумывать о том, чтобы было бы неплохо использовать эту аналогию и в ходе публичного обнародования своей теории.

«Разновидности образуются двумя путями – местные разновидности, когда вся масса видов подвергается тому же влиянию, что обычно происходит вследствие смены ареала обитания; но скаковая лошадь и домашний голубь не были сотворены, люди добились этого результата благодаря тренировке, скрещиванию и поддержанию чистоты породы – так же и с растениями: люди эффективно подбирают побеги и их не скрещивают. – Существует ли в природе аналогичный процесс? – Если существует, то природа может добиваться великих целей. – Но как, даже если она ограничена пространством острова? Если etc., etc. – очевидно, возникает трудность за счет перекрестного опроса. – Вот что дает моя теория – истинно превосходная теория» [E, с. 118].

Перейти на страницу:

Все книги серии Наука, идеи, ученые

Моральное животное
Моральное животное

Роберт Райт (р. в 1957 г.) – профессор Пенсильванского университета, блестящий журналист, автор нескольких научных бестселлеров, каждый из которых вызывал жаркие дискуссии. Его книга «Моральное животное», переведенная на 12 языков и признанная одной из лучших книг 1994 года, мгновенно привлекла к себе внимание и поделила читательскую аудиторию на два непримиримых лагеря.Человек есть животное, наделенное разумом, – с этим фактом трудно поспорить. В то же время принято считать, что в цивилизованном обществе разумное начало превалирует над животным. Но так ли это в действительности? Что представляет собой человеческая мораль, претерпевшая за много веков радикальные изменения? Как связаны между собой альтруизм и борьба за выживание, сексуальная революция и теория эволюции Дарвина? Честь, совесть, дружба, благородство – неужели все это только слова, за которыми скрывается голый инстинкт?Анализируя эти вопросы и остроумно используя в качестве примера биографию самого Чарлза Дарвина и его «Происхождение видов» и знаменитую работу Франса де Валя «Политика у шимпанзе», Роберт Райт приходит к весьма любопытным выводам…

Роберт Райт

Педагогика, воспитание детей, литература для родителей

Похожие книги

Иисус, прерванное Слово. Как на самом деле зарождалось христианство
Иисус, прерванное Слово. Как на самом деле зарождалось христианство

Эта книга необходима всем, кто интересуется Библией, — независимо от того, считаете вы себя верующим или нет, потому что Библия остается самой важной книгой в истории нашей цивилизации. Барт Эрман виртуозно демонстрирует противоречивые представления об Иисусе и значении его жизни, которыми буквально переполнен Новый Завет. Он раскрывает истинное авторство многих книг, приписываемых апостолам, а также показывает, почему основных христианских догматов нет в Библии. Автор ничего не придумал в погоне за сенсацией: все, что написано в этой книге, — результат огромной исследовательской работы, проделанной учеными за последние двести лет. Однако по каким-то причинам эти знания о Библии до сих пор оставались недоступными обществу.

Барт Д. Эрман

История / Религиоведение / Христианство / Религия / Эзотерика / Образование и наука
Россия и ислам. Том 3
Россия и ислам. Том 3

Работа одного из крупнейших российских исламоведов профессора М. А. Батунского (1933–1997) является до сих пор единственным широкомасштабным исследованием отношения России к исламу и к мусульманским царствам с X по начало XX века, публикация которого в советских условиях была исключена.Книга написана в историко-культурной перспективе и состоит из трех частей: «Русская средневековая культура и ислам», «Русская культура XVIII и XIX веков и исламский мир», «Формирование и динамика профессионального светского исламоведения в Российской империи».Используя политологический, философский, религиоведческий, психологический и исторический методы, М. Батунский анализирует множество различных источников; его подход вполне может служить благодатной почвой для дальнейших исследований многонациональной России, а также дать импульс всеобщим дебатам о «конфликте цивилизаций» и столкновении (противоборстве) христианского мира и ислама.

Марк Абрамович Батунский

История / Религиоведение / Образование и наука