Дарвиновская революция

Во-вторых, мы находим здесь много новых фактов об изменчивости у отдельных усоногих рачков, что, как частным образом указал Дарвин Гукеру, делает жизнь систематика скорбной и несчастной, но доставляет радость эволюционисту, защищающему идею естественного отбора (Ф. Дарвин, 1887, 2:37). У неподвижных усоногих единичные внешние признаки разнятся не очень сильно. Более того, «так как целые группы особей часто разнятся между собой тем же манером, то вряд ли стоит излишне подчеркивать те трудности, которые связаны с различением разнящихся по внешним признакам видов и родов» (Дарвин, 1854а, с. 3). Но если в своем «Очерке» Дарвин еще довольно нерешительно говорит о количественных изменениях в дикой природе, то в «Происхождении видов» он более чем уверен по данному вопросу. Должно быть, работа об усоногих сыграла здесь важную роль, придав ему должную меру уверенности.

В-третьих, Дарвин в своей классификации делает основной упор на эмбриологию: «Отдельные части эмбриона, как хорошо известно, с точки зрения классификации представляют собой неизмеримую ценность» (Дарвин, 1851а, с. 285). Здесь налицо различие между Дарвином и Оуэном, которое, на мой взгляд, весьма интересно и значимо (Уинзор, 1969). Усоногие изменяются кардинально. Пользуясь указаниями первооткрывателя этого явления, Джона Воэна Томпсона, и отталкиваясь от эмбрионных форм, Дарвин поместил усоногих в класс Crustacea (ракообразных). В 1843 году Оуэн в своих «Лекциях по сравнительной анатомии и физиологии беспозвоночных» отказался это сделать. Он знал об открытии Томпсона, но поскольку взрослые особи теряют свою подвижность, ему показалось, что они не могут принадлежать к классу Crustacea. И Оэун не изменял этой позиции вплоть до выхода в свет второго издания «Лекций» (они вышли в 1855 году), хотя сомнения по поводу раздела об усоногих не оставляли его все это время во многом благодаря дополнительным находкам Дарвина. Дарвин же страстно увлекался эмбриологической классификацией, поскольку считал, что эмбрионы с точки зрения прослеживания эволюционных связей более важны, чем взрослые особи. Он считал, что естественный отбор менее склонен разделять эмбрионы морфологически. А поскольку Оуэн под влиянием метафизики Платона был более склонен акцентироваться на взрослых особях, то это привело к тому, что они с Дарвином классифицировали усоногих по-разному.

Продолжая взаимодействовать с Оуэном, Дарвин, начавший в то время разрабатывать архетип усоногих, заинтересовался гомологиями. Разумеется, о платонизме здесь и речи не шло. Дарвин считал, что архетип – это подлинная наследственно-родовая форма, а не какая-то там абсурдная метафизическая реальность. Поэтому он высказал несколько пренебрежительных замечаний по поводу оуэновской идеи вегетативных повторов (откуда один шаг до серийной гомологии). Балянусы, или морские желуди, – это, как мы знаем, самый распространенный и богатый видами род в семействе усоногих, но если он таков, то не «за счет простого вегетативного повтора» (Дарвин, 1851а, с. 152). Как известно, вегетативный повтор вряд ли мог бы служить значимым фактором для дарвиновского эволюционизма, но для Оуэна он был именно таковым, хотя (что, впрочем, не удивительно) Дарвин, если судить по его записным книжкам и его же «Очерку», признавал черепную теорию позвоночных (Де Бир и др., 1960–1967, E, с. 89; Дарвин и Уоллес, 1958, с. 221). Правда, в «Происхождении видов», написанном после крунианской лекции Гексли, он этого не делает, но еще задолго до нее давление Дарвина уже начало сказываться на размышлениях Оуэна.