Дарвиновская революция

Уоллес, например, хотя он и не был согласен с этим шквалом критики, считал, что Дарвин был особенно уязвим с этой позиции, и призывал его отказаться от понятия «естественный отбор», заменив его другим, спенсеровским термином – «выживание наиболее приспособленных» (Дарвин и Сьюард, 1903, 1:269). Хотя в более поздних изданиях «Происхождения видов» Дарвин дал ясно понять, что оба эти понятия синонимичны друг другу, и даже высказался в том духе, что было бы лучше использовать менее антропоморфический термин «естественное предохранение», все же его главное возражение сводилось к тому, что подобная критика зиждется на неверном понимании и истолковании его теории. Он считал, что у него такое же право пользоваться метафорическим языком, как и у физиков: «Говорилось также, будто я говорю о естественном отборе как о деятельной силе или божестве; но кто же возражает писателю, утверждающему, что всемирное тяготение управляет движением планет? Всякий знает, что хотят этим сказать и что подразумевается под такими метафорическими выражениями, и они почти неизбежны ради краткости речи» (Дарвин, 1959, с. 165).

Хотя Уоллес хотел, чтобы Дарвин отказался от термина «естественный отбор», однако в отношении механизма, к которому этот термин применялся, он был с ним заодно. Куда более серьезные расхождения между Дарвином и Уоллесом возникли по поводу полового отбора. Уоллес никогда не сомневался в обоснованности первого аспекта полового отбора, основанного на борьбе самцов за обладание самкой, зато он возражал против второго аспекта того же отбора, обусловленного выбором самками самцов по их внешним признакам. Уоллес считал, что при объяснении некоторых наиболее поразительных аспектов полового диморфизма Дарвин впал в излишний антропоморфизм. И хотя он никогда категорически не отрицал тот факт, что яркая раскраска у представителей одного из полов усиливает половую привлекательность, он все же полагал, что объяснение яркой окраски самцов и неприметной окраски самок следует искать не столько в яркости, сколько в серости (из письма Уоллеса Дарвину; Форциммер, 1970, с. 200). Уоллес соглашался с тем, что самкам требуется лучшее природное прикрытие, чем самцам, особенно в тот период, когда они откладывают яйца, защищают и опекают молодняк и так далее. Так, заключал Уоллес, естественный отбор благоприятствует неприметным самкам. И в этом отношении, заявлял Уоллес (видимо не без основания), он гораздо больший дарвинист, чем сам Дарвин!

Но и по второму аспекту вопроса полового отбора Дарвин не был склонен уступать свои позиции, написав Уоллесу (со всей присущей ему прямотой), что «мы никогда не переубедим друг друга» (Дарвин и Сьюард, 1903, 2:76). Я подозреваю, что этот диспут между Дарвином и Уоллесом отражает те различные пути, которыми оба этих ученых пришли к своему механизму эволюции. Для Дарвина ключом к эволюционным изменениям служит разведение животных и растений. Природный мир он рассматривает через увеличительное стекло человеческого мира, и различия, которые столь естественны для последнего, он автоматически переносит в первый. Отбор по критерию красоты важен для животноводов; стало быть, процесс, в известной мере аналогичный этому, должен происходить и в природе. Уоллес, пришедший к отбору другим путем, не ощущал силы человеческого мира так, как ее ощущал Дарвин, и ему не хватало той эмоциональной страстности (а у Дарвина ее было с избытком), которая бы делала закономерной его приверженность эстетическому аспекту полового отбора.

И наконец, немецкий натуралист Мориц Вагнер подверг критике Дарвина за то, что тот не уделил должного внимания такому важному аспекту видообразования, как изоляция. «Неограниченные половые сношения между всеми особями одного вида неизбежно должны приводить к единообразию» (Вагнер, 1868; см. Форциммер, 1970, с. 179). Но и здесь Дарвин остался непоколебим, хотя в последнем издании «Происхождения видов» (1872) он чисто по-дружески отдал дань уважения Вагнеру, заметив, что тот «показал, что значение изоляции в предотвращении скрещивания вновь образовавшихся разновидностей, вероятно, важнее даже, чем я предполагал» (Дарвин, 1959, с. 176). Как видим, Дарвин отказался от изоляции как условия, необходимого для видообразования, поскольку опасался, что изолированные популяции, часто очень малочисленные, обладают слишком незначительными вариациями, которых недостаточно для поддержания эволюции. И вскоре мы узнаем, как Дженкин своей критикой высветил эти опасения. Таким образом, Вагнеру тоже не удалось вернуть Дарвина к его первоначальным и, как он считал, совершенно не касавшимся дела размышлениям о видообразовании.