Дарвиновская революция

Подобные сомнения в пангенезисе разделяли и другие ученые. Фрэнсис Гальтон (1872), двоюродный брат Дарвина и потому куда менее враждебный критик, чем Майварт, проводил опыты с кроликами, переливая кровь одного вида кроликов другому, что никак не сказывалось на их потомстве. Дарвин ответил, что, рассуждая о пангенезисе, «я ни единого слова не сказал о крови или о каком-то другом флюиде в системе кровообращения» (из письма в журнал Nature от 27 апреля 1871 года). Но это не решает проблему, ибо по-прежнему остается вопрос, как геммулы перемещаются в теле, если наиболее вероятный их переносчик, кровь, отсутствует. Как видим, дарвиновская теория пангенезиса ошеломляющего успеха не имела.

Через 100 лет после смерти Дарвина вопрос наследственности и ее причин вызывает у современных биологов законное чувство гордости, ибо они считают, что со времени выхода в свет «Происхождения видов» достигли существенного прогресса. Но раз уж мы критикуем Дарвина с позиции нашего научного «превосходства», позвольте заострить ваше внимание на некоторых моментах, которые помогут нам по достоинству оценить то, что сделал Дарвин. Во-первых, предложив теорию пангенезиса, Дарвин, возможно, и не сумел убедить своих собратьев, но это ровным счетом ни о чем не говорит, ибо по научным стандартам своего времени он не был ни глупцом, ни реакционером. Многие ученые – Оуэн, например (1860) – безоговорочно приняли его идею наследования приобретенных признаков. По этому вопросу величайший биолог Британии был заодно с Дарвином. Более того, вера в то, что геммулы со всех участков тела каким-то образом попадают в половые клетки, была не такой уж и нелепой, хотя и существовали вполне оправданные сомнения, какой именно проводник или передаточное средство их туда переносит. Если уж признаешь наследование приобретенных признаков, то поневоле должен признать и наличие такого проводника. Во-вторых, как я уже намекал, описывая Спенсера и его вклад в дарвинизм, эта научная вера в наследование приобретенных признаков и в передаточное средство прекрасно увязывается с фундаментальными викторианскими взглядами на половые отношения. По мнению тогдашних врачей, например, мужчина не должен был иметь половые сношения чаще чем раз в 10 дней, поскольку эякуляция семени в целом истощает организм, извлекая необходимые элементы и флюиды из всего тела, в частности из мозга (Маркус, 1966). Поэтому дарвиновская теория пангенезиса была не каким-то отклонением от нормы, не какой-то там нелепой выходкой гениального ума, а находилась в согласии с наиболее уважаемыми убеждениями того времени (не говоря уже об их производных) – теми самыми убеждениями, которые привели к всеобщему признанию того факта, что кратчайший путь в сумасшедший дом – это безудержное самоистязание (Хэр, 1962; Макдональд, 1967).

Сложные структуры и гибриды

Как и предвидел Дарвин, его утверждение, что нечто столь сложное, как глаз, могло возникнуть под действием естественного отбора, вызвало шквал критики. Самым яростным и упорным критиком по этому вопросу был Майварт (1870, гл. 2). Но Дарвин продумал свою защиту и до конца держался ее, дополнив ее лишь одним аргументом, взятым у Уоллеса, указав, что не следует ни воспринимать глаз как нечто совершенное, ни рассматривать все аспекты глаза как сущностные и незаменимые. Естественный отбор по сути своей оппортунистичен и работает с тем, что находится под рукой. Именно такое впечатление производит глаз, ибо, как выразился мистер Уоллес, «если хрусталик имеет слишком большое или слишком малое фокусное расстояние, это может быть исправлено изменением либо его кривизны, либо его плотности» (Дарвин, 1959, с. 342).