Дарвиновская революция

Из двух дисциплин, геологии и географии, от первой Дарвин получил полную поддержку, хотя и немало проблем, зато вторая принесла ему безусловное утешение. Давайте обратимся вначале к геологии, и начнем мы с палеонтологической летописи. Хотя критики Чемберса утверждали, что, несмотря на то, что летопись в общем и целом указывает на прогрессивный рост и что до образования новых отрядов и подклассов организмы, принадлежавшие к старым отрядам и подклассам, очень на них походили, все же имеются непреодолимые барьеры, препятствующие эволюционизму. Древние ископаемые не так уж и примитивны, все основные формы представлены с самого начала, а между организмами разных видов существуют незаполненные пробелы. Трактовка (или ожидаемая трактовка) Дарвином палеонтологической летописи совершенно отличалась от трактовки Чемберса. Дарвин выдвинул гипотезу, что эволюция разветвлялась, двигаясь от общего к частному, или специализированному, с уклоном в более субъективную разновидность общего прогресса. Но, как и следовало ожидать, сходные доводы выдвинули против Дарвина и его критики, в частности Джон Филлипс (1860), профессор геологии Оксфордского университета, президент Геологического общества (см. также Радвик, 1972). Более того, утверждал Филлипс, как хорошо известно, палеонтологическая летопись придает достоверность лайелевской стратегии, которой придерживается Дарвин, а это сразу же вызывает в памяти все конфликты между палеонтологией и эволюционизмом по поводу недостаточной сохранности древних форм. По сути дела, история прошлого расшифрована, и неприлично долее заявлять, что пробелы в летописи обусловлены именно недостаточной сохранностью организмов, а не их полным отсутствием.

Здесь налицо все признаки безвыходного положения, сложившегося между Дарвином (или любым эволюционистом) и критиками эволюционизма. В зависимости от того, принимает ли человек непроверяемую гипотезу о том, что палеонтологическая летопись фрагментарна, или нет и насколько он ее принимает, он получает доказательство в пользу гипотезы или против нее. Однако вскоре после выхода в свет «Происхождения видов» одно из главных возражений против эволюционизма, имевшееся в арсенале палеонтологов, начало терять свою значимость. В 1861 году в известняковых карьерах Зольнхофена, Бавария, нашли ископаемые останки птицы-динозавра – археоптерикса (Archaeopteryx). Хотя организм у этого доисторического позвоночного был, по словам Оуэна (1863), «определенно птичьим», у него имелись бесспорные черты пресмыкающегося. Это был классический образчик «отсутствующего звена», так же как и ископаемые останки найденного примерно в то же время другого представителя доисторической фауны – маленького двуногого динозавра (Compsognathus), имевшего черты и признаки птицы, что помогло заполнить брешь между птицами и пресмыкающимися с другой стороны. Гексли (1868, 1870а), придававший огромное значение таким находкам, как Archaeopteryx и Compsognathus, заявил, что эти ископаемые – прямо-таки «нотариально заверенные акты» эволюционизма, столь же полновесные и непреложные, как это и следует ожидать от законных актов. Разумеется, в летописи по-прежнему оставалось немало пробелов между видами, и сторонники скачкообразных эволюционных механизмов по-прежнему могли обращаться к летописи в поисках утешения. Но фундамент абсолютного антиэволюционизма, прочно покоившийся до этого на палеонтологической летописи, стал менее прочным и надежным.

Но как быть с вариантом эволюционизма Дарвина и палеонтологической летописью? Как их увязать? Хотя научному миру не было предъявлено ничего такого, что сделало бы дарвиновскую трактовку летописи в высшей степени убедительной, однако и найденного оказалось вполне достаточно, чтобы порадовать Дарвина и заставить Гексли принять ход мысли Дарвина и согласиться с ним.