Давай любить друг друга

– Вот черт… – говорит Зои на другом конце линии.

В момент взрыва репортерша рефлекторно присела, но тут же выпрямилась, рукой касаясь наушника.

– Только что вы услышали, вероятно, последствия взрыва цистерны с топливом.

В полнейшем ужасе я наблюдаю за происходящим. И снова пожарные бегут к источнику огня с шлангами в руках.

– Также мне сообщили, что во время взрыва в помещении находились пожарные. Это все, что известно на данный момент.

Я не сразу понимаю, что плачу, а лишь когда слезы застилают глаза. Я так крепко держу военный жетон Лоана, что мне становится больно. Надо его отпустить. Но сделать это – значит бросить Лоана. А так поступить я не могу.

– Скорее всего, есть жертвы, – объявляет репортерша нейтральным голосом.

Я замираю, у меня останавливается дыхание, а сердце перестает стучать, хотя только что билось на полную мощность. Даже Зои и Джейсон не решаются как-то прокомментировать новую информацию. Я все еще плачу, когда слышу, как Зои пытается со мной поговорить:

– Вио?..

У меня не получается вразумительно ей ответить.

– Мне нужно побыть одной, – заикаюсь я жалким голосом.

Я отключаю телефон, не отрывая глаз от экрана телевизора. Я не двигаюсь, ничего не говорю, и слезы катятся по моей шее. Впервые за всю свою жизнь я молюсь. Я молюсь о том, чтобы имя моего друга ни в коем случае не было названо.

Приговор оглашается через час.

– Официально объявлено, что пожар полностью потушен. Он не затронул соседние здания, предотвратив…

И действительно, на новых кадрах видно, что огонь полностью устранен. Черный дым продолжает тянуться в небо, но красных всполохов больше нет.

– …лишь один взрыв, в ходе которого были ранены шесть человек, один из которых находится в критическом состоянии, а двое – погибли.

…

…

…

И я

словно

умираю.

Буквально через наносекунду мой телефон начинает звонить. Я машинально прячу лицо в ладонях, стараясь не зарыдать. Я знаю, что репортерша не назвала имен и, возможно, среди них нет Лоана, но я не могу не думать о худшем. У меня плохое предчувствие. Я чувствую, что с ним что-то случилось, нутром это чую. Зои снова пытается до меня дозвониться, но я не реагирую – слишком занята тем, что пытаюсь сдержать сотрясающие меня рыдания.

Наконец дрожащей рукой я хватаюсь за телефон и отправляю ей сообщение о том, что со мной все в порядке. А потом звоню Лоану. Я делаю круг по комнате, и каждый раз, когда я делаю шаг, мне кажется, что я сейчас упаду. Гудки тянутся друг за другом, и я утопаю в них.

– Ответь мне, черт возьми! – кричу я, когда звоню ему уже в шестой раз.

Мне так много нужно тебе сказать… Что тебе стоит чаще улыбаться; что я люблю, когда ты касаешься своими нежными пальцами моих волос; что каждый раз я засыпаю, смотря на нас на потолке; что ты влюбил меня в себя в тот самый момент, когда рассказал о худшей операции, в которой участвовал, еще тогда, в лифте.

Но раз за разом я попадаю на автоответчик.

Проходит час. Я продолжаю плакать и разговаривать сама с собой, пытаясь дозвониться Лоану.

Проходит два часа. Я попросила Зои и Джейсона позвонить в пожарную часть и узнать хоть что-нибудь. Мне нужно знать.

К концу третьего часа я уже дошла до того, что почти надеялась, что мне объявят о его смерти, лишь бы только эта пытка закончилась.

– В части не отвечают, Виолетта. Я не знаю, что еще можно сделать! – беспомощно отвечает Зои.

И вдруг, не ожидая этого, я слышу, как кто-то вставляет в замок ключ. Я резко оборачиваюсь, мое сердцебиение ускоряется. И я вижу, как заходит Лоан, словно ангел, спустившийся с небес, – и я словно оживаю.

– Вот черт! – выдыхаю я.

Не знаю, из-за стресса или из-за крови, сочащейся у него из брови, но я снова плачу.

– Он здесь, он вернулся! – говорю я Зои.

Я отбрасываю телефон и повисаю на шее Лоана. Я врезаюсь в его крепкую грудь и утыкаюсь лицом в плечо. От моих рыданий у него намокает футболка, но мне все равно. Он здесь. Он вернулся, он не умер. Он сдержал свое слово.

Вот только мой лучший друг никак на это не реагирует. Он не подхватывает меня, не обнимает. Он стоит, замерев на месте. И теперь, когда я знаю, что он жив, старая обида вновь дает о себе знать. Я отодвигаюсь и, прожигая взглядом, бью его по груди.

– Какая же ты сволочь! Я три чертовых часа пыталась до тебя дозвониться! Ты хоть знаешь, через что я прошла, пока ты играл в мистера Неприступность? Я думала, ты умер!

Я надрываю глотку, но он все так же тупо смотрит мне в глаза.

– Мне жаль, – говорит он мрачно, почти не слышимо.

Я смотрю на него внимательнее: у него рассечена бровь, лицо все в поту и саже. Но что хуже, в его глазах – бесконечная боль. И мой гнев тут же исчезает.

– Лоан?.. – шепчу я, не понимая.