Давид Седьмой

Я и фамилии своей слышать не могу, на иностранных языках она хоть как-то по-другому произносится, там хоть – куда ни шло. Говорить о своих личных проблемах на фоне проблем целого поколения, войну прошедшего и столько трудностей испытавшего, не могу. Я тональность не могу найти, тональность… Поймите меня правильно. Конечно, у меня была тяжелая жизнь, но как я могу жаловаться, когда жизнь многих была еще тяжелее? В конце концов я мог за границу выезжать и мир видеть… Другие могли только мечтать об этом. Ведь это была полностью закрытая страна, и все мечтали хотя бы один раз по Елисейским полям пройтись или по Пикадилли. А я всё это видел совсем молодым человеком. Судьба оставила мне жизнь. А для чего? Чтобы я заявил, что я играю лучше всех?

Вы поймите, я прекрасно всё помню. Помню и день 10 мая 1940 года, когда немцы вторглись в Голландию, так ведь? Я всё помню, я жив пока, я ведь очень многогранная личность, я жизнь любил во всех ее проявлениях, мне с детства всё интересно было. И то, и это. Я всё хотел знать, а в результате ничего не знаю…

…ведь Морфи и Андерсен играли, и как играли! А что Филидор о шахматах писал! У вас есть минута, я сейчас к полке подойду, книжку возьму… вот… вот… нашел. “Кто не умеет играть конца партии, тот не умеет играть в шахматы”. Вот так-то! И этим всё сказано. А ведь двести лет назад сказано. Это на странице 91-й написано: “Руководства по шахматной игре” Петрова издания петербургского 1824 года.

Я вам вот что скажу: ни одной своей книги не люблю, да и хваленая “Турнир гроссмейстеров” – идиотская книга, это ведь не я написал. Честно скажу: “Турнир гроссмейстеров” написал Борис Самойлович, а я только варианты давал, анализировал. Я тогда насмотрелся партий старых мастеров, вот и старался им подражать. Ну что с того, что поколения учились по этой книге, разве в этом дело…

А другие книги еще хуже той. Фюрстенберг на девяносто процентов всё придумал. “Ученик чародея”. Чародея! Какого еще чародея, когда у меня ни одного дня счастливого в жизни не было, понимаете?

Как вы думаете, будь у меня счастливая жизнь, стал бы я придумывать весь этот хронометраж, быстрые шахматы? При чем здесь чародей? А сейчас я не туда попал, не туда, что я здесь делаю? Я всю свою жизнь испортил. Я стал плохо видеть, силы с каждым днем теряю…

…вы понимаете, когда я на Ботвинника вышел, я прекрасно понимал, что это совсем другое, чем когда Капабланка с Алехиным играли. Придумал Ботвинник какой-то чемпионат жилкоопа, а раньше ведь действительно на первенство мира играли. Я считал, что бросаю вызов всей его системе придуманной, когда от движения пешки на одно поле едва ли ни все мировые проблемы зависят. А я хотел показать, что это игра, только игра, вы понимаете?

Вот он пишет, что кагэбэшники в зале сидели во время матча, поддерживали меня. Это чепуха полная. Полная… Хотя с Абакумовым я несколько раз действительно встречался. И во время матча и до него. Показался он мне умным, интеллигентным человеком. Хотя Абакумов и был главным динамовцем, но для высшего руководства нужен был чемпион Ботвинник, я ведь в отличие от Ботвинника никогда не был ни в комсомоле, ни в профсоюзе. Я же в “Динамо” состоял, а там и профсоюза-то не было…

Но что я за сцену часто уходил, – правда. Я ведь не хотел с ним один на один оставаться, поэтому и за сцену уходил… Ведь когда на вас, не глядя в глаза, сидит человек, сгусток отрицательной энергии излучающий, можно любую позицию проиграть…

…у вас есть минутка, я сейчас книгу достану с полки, недавно ее снова просматривал. Вот… Профессор Сикорский, издания 1909 года, типография Шульженко, называется “Душа ребенка, душа животного, душа взрослого человека”. Безумно интересная книга. Не читали? Хотите я вам пришлю? Вам будет интересно… Хотя в Королевской библиотеке в Гааге должна быть, конечно. Обязательно, обязательно посмотрите. Не забудьте: профессор Сикорский.

Я чувствую себя плохо, плохо, ужасно… Ужасно… Всё болит. Вы понимаете, мне одному трудно. Почему я в Минск переехал? Да пенсия у меня была пятьдесят долларов, понимаете? Мне ведь сказали, помню, открывай счет, Илюмжинов тебе пенсию назначил – 500 долларов в месяц. Я даже счет в банке открыл, так вы думаете Илюмжинов мне хоть копейку перевел? А если бы я у Ботвинника выиграл, то уж пенсию точно дал… Мне бы все в рот смотрели…»

31.3.2006.

Неожиданно начал говорить по-английски. Объяснил: находящаяся рядом жена не должна понять. Так и говорили, только время от времени переходя на русский.

«…ошибки, я сделал много ошибок, это катастрофа, что я натворил, это невозможно себе представить, я попал в совсем другую страну, для меня это пустыня, выжженная пустыня, вы даже не можете себе представить, что это такое… Это – другое государство, другой город, я здесь никого и ничего не знаю. Пусть я живу в центре города в хорошей квартире на шестом этаже, но это же клетка, клетка, из которой нет выхода. Это клетка…