Дело о деньгах. Из тайных записок Авдотьи Панаевой

– Ну вот, – подумал Висяша, – снова превращаюсь в мокрую курицу.

Он тер кулаком глаза. Сердце сжималось.

– Висяша! – кто – то его окликнул. Или ему показалось? В ногах кровати сидел Вася Боткин, такой же, как обычно, – в парадном бархатном камзоле, ехидно добродушный, румяный, со всегдашней своей умильной улыбкой. Однако невесомый и занимающий совсем мало места. Висяша обрадовался несказанно.

– Плешивый, какая встреча! ты пришел меня утешить? Боишься, что я стану мокрой курицей? А сам? Как ты сам после своего двойного афронта? Ведь и с Александрой Бакуниной дело не пошло, и с француженкой своей ты не ужился… Знать, плешивый, не житье тебе с милой, будешь бирюком – бобылем век вековать…

Вася молчал.

– Ты знаешь, Вася, когда Са… когда Александра Александровна упала в обморок, я тогда сразу все понял. Про нее и про тебя. И как же ты, Вася, меня обошел! Ведь ты плешивый, а я – посмотри: на краю могилы, а вон какие волосы, не облысел.

Волосы не были видны под вязаной шапкой, но Вася согласно кивал, он был какой – то уж очень бессловесный, так что говорить приходилось одному Висяше.

– Да и критик известный… Кто из нас известный критик, а, плешивый? Но женщины любят не за это… За что любят женщины, а Вася?

Вася не отвечал, но смотрел сочувственно. Висяша продолжал.

– Ты бы знал, плешивый, как я за тебя переживал, когда ты посватался к Са… к Александре Александровне. Я возненавидел старика Бакунина за его спесь сословную: ты, видишь ли, родом из купцов, хоть и почетных, потомственных, а им подавай дворянина. И ведь сумел выговорить, не поперхнулся, не покрылся краской стыда наш высокообразованный и гуманный, с изысканным вкусом и тяготением к поэзии, сам пописывающий стишки, глава обширного и редкостного семейства. И так было мне жаль тебя и Са… Александру Александровну, которая тебя, счастливца, полюбила. Но сейчас, сейчас, Вася, я чувствую по – другому, и думаю на сей счет, плешивый ты мой чаепивец и сладкоежка, иначе. Все к лучшему. Правильно, что она тебе не досталась.

Вася молчал, улыбался и кивал согласно.

– Разочти, Василий: Варвара Александровна после разрыва с мужем, после бунта против родителей, не одобрявших ее ухода от Дьякова, после своего заграничного вояжа, встречи со Станкевичем и взаимных их восторгов, а затем смерти Николая, после всего этого… к кому она устремилась? А? Да все к тому же своему толстопузому пошлому муженьку. И что? Живет себе в их деревеньке, хозяйничает, устраивает музыкальные вечера, сына воспитывает. Да ты возьми даже Са…Александру Александровну. Тому четыре года, как вышла она замуж. За кого? Да за своего, за дворянина, троюродного брата по матери, Гаврилу Вульфа. Говорят, не сразу согласилась, вначале отказала, – но согласилась же… Своя деревенька, муж – помещик, соседи, хозяйство, чай на террасе, детки… Вот что, плешивый, для них привлекательно. Вот что им нужно, даже таким, как…Александра Александровна. А ты думал – известность? имя? работа в журналах?

Вася продолжал улыбаться.

– Теперь вообрази: женился ты на…Александре Бакуниной. Ну и как? Не страшно? Ведь ангел же, небесное создание, мадонна Сикстинская… Да можно ли такое существо представить своей женой, а, плешивый? Ведь я бывало в своем жилище одиноком, в келье своей пустынной… я молился и плакал, думая о ней, плакал и молился, ты слышишь, Вася?

Васи на месте не было. Кто – то ласково и нежно прикасался к Висяшиному лицу. Это Моншерка, сорвавшись с поводка, удрал от Агриппины и прибежал к Висяше. Как настоящий друг он поддержал хозяина, быстро убрав с его лица все следы слабости и боли, слизав с него всю лишнюю ненужную влагу.

* * *

Мари с Олечкой вернулись поздно, когда он, с помощью Агриппины, уже перебрался в дом и лежал в своей постели. Задержка случилась из – за того, что в самом конце службы Мари стало плохо. Матушка попадья отвела ее к себе на квартиру, что находилась при церкви, уложила, дала липового чаю и побрызгала святой водой. Олечка играла поблизости, и попадья, у которой два сына были уже взрослые, умилялась, что ребенок не плачет и не шалит. Дома Олечка сразу же заснула; Мари, с головной болью и ужасной слабостью, удалилась к себе, так что праздничного обеда не получилось.

В сумерках кто – то пробрался в его комнату – он слышал шуршанье платья и видел мелькнувшую тень – и положил рядом с его подушкой венок из березовых листьев. Венок был вполне реальный – он трогал его рукой и обонял запах молодой листвы. Тень тоже была вполне реальной; Висяша подозревал, что венок положила Агриппина, существо эксцентричное и непредсказуемое.

* * *

Ночь вознаградила его за все переживания прошедшего дня, послав праздничное сновидение. Ему приснилось, что они с Сашенькой играют в китайский бильярд и он беспрестанно выигрывает.