Демоны в религии, искусстве и фольклоре

За обращением к Сатане сразу же следует своего рода встречное обращение, метафорически отсылающее к практике экзорцизма. Когда поэт говорит: «Брось кропило, священник, / прекрати псалмопенье! / Сатана горделивый / не отступит в боренье!», он фактически ссылается на известную формулу экзорцизма «изыди, Сатана» и, признавая ее значимость, ставит под сомнение священную силу слов молитвы, которые должны преодолевать разрушительную силу дьявола.

Портрет Джозуэ Кардуччи, автора знаменитого гимна «Сатана». 1869

Мотив ослабления веры, фактической причины утверждения зла, хорошо выражен в нескольких стихах. В них есть метафора ржи (ржавчины) на мече Михаила, теперь уже бескрылого архангела, и молнии (языческий символ божественной силы) в виде плети, то есть неподвижного объекта, в руках Яхве (хотя с точки зрения внешнего облика эта фигура больше похожа на Юпитера древних).

Наводит на мысли образ ангелов, «низвергающихся с небес»: эмблема потери веры, использующая иудейско-христианский образ падения мятежных ангелов.

В поэтической метафоре Сатана становится почти творцом, «повелителем бытия». Своей работой он дает жизнь материи, которая «спит».

Это еще одна отсылка к языческому миру, а именно к фигуре Бахуса, божества пьянства, находящего в вине и земных удовольствиях свой инструмент греха, наиболее подходящий для воспевания греховности. Но когда поэтический путь, казалось бы, должен соскользнуть в низость материализма, Кардуччи вновь запускает эзотерический ключ и возвращает «своего» Сатану в более интеллектуальное измерение, необходимое для достижения знания. Знание – конечная цель эзотерики, учения, провозглашающего духовный рост для достижения наилучшего понимания места человека в мировой истории.

Перинетто да Беневенто. Герметические истории отцов-августинцев. Фрагмент. Середина XV в. Капелла Караччоло дель Соле в церкви Сан-Джованни Карбонара, Неаполь

Поэт опирается на более поверхностные изображения классических божеств и подчеркивает их внешность, сладострастность и чувственность. Кардуччи ловко помещает Аграманио (Аримана), который в зороастризме является божеством зла, рядом с Адонисом и Астартой (первый – красивый юноша, возлюбленный Афродиты, а вторая – лунное женское божество финикийцев).

Злой бог меняет свой облик и проникает в мир людей, искушая их и всегда предлагая им идеал наслаждения и красоты. Здесь нет понятия об аде и его наказаниях, все сосредоточено на ценности чувственности, любви и вкуса к прекрасному.

Чтобы разрушить этот языческий Эдем, по словам поэта, пришло христианство. Автор считает его силой, призванной стереть следы того времени, когда люди и боги жили в тесном контакте и говорили на одном языке. Лишь эзотерическое знание смогло сохранить этот язык.

Древнее знание сначала сохранили те, кто был наиболее привязан к земле: «ты, мятежник великий, / прожил долгие годы / возле ларов домашних, / в поселеньях народа». Хранители ритуального язычества жили земледелием, обожествляя природу и ее силы.

Далее появляется фигура «бледной волшебницы» или ведьмы, хранительницы древних знаний, считающейся любовницей Сатаны. Она знала арканы, то есть обладала тайным, неофициальным знанием. Это знание противопоставлено каноническому, не желающему признавать другие формы культуры, кроме тех, которые считались единственно истинными и неоспоримыми. В глазах инквизиторов именно Сатана давал ведьмам силы, позволявшие им преодолевать препятствия, тогда как в действительности, указывает Кардуччи, эти женщины обладали очень древними знаниями, которые их современники отвергали.

То же самое обвинение было направлено против алхимиков и магов эпохи Возрождения. По мнению эзотериков, они, напротив, являются подлинными хранителями языка магии и оккультной философии, почти уничтоженные благодаря безумию охотников на ведьм и демонов.

Кардуччи, немного отвлекаясь, пытается привлечь внимание к другой теме. Он задействует типичный для эзотериков (особенно алхимиков) художественный прием и вспоминает трагедию Абеляра и Элоизы. Ссылка на философа-схоласта Абеляра, однако, не является случайной и единичной. В более поздних стихах Кардуччи прослеживается связь с «монахом», а именно Арнольдом Брешианским (в юношестве – нищий ученик Абеляра), разжигателем беспорядков в Риме. В 1146 году беспорядки привели к провозглашению республики. За эти грехи Арнольд в 1155 году был повешен, сожжен, а его прах рассеян над Тибром.