День милосердия

Лешка поднялся на сеновал, блаженно растянулся на сене.

В треугольном проеме светилось ночное небо, крошечными огоньками трепыхались далекие звезды. Лешка смотрел на них и мучительно старался вспомнить, что это за созвездие, но все путалось в голове, перед глазами вспыхивало бледное Валькино лицо, а в горле горячо стукалось: Валя… Валя… Валя…

Вдруг в темном углу что-то заворочалось, тихо зашуршало сеном. Осторожными шажками приблизилось к Лешке и остановилось. Склонилось над ним, обнюхало лицо, тыкаясь холодным мокрым носом, лизнуло шершавым языком.

Лешка отстранился, поймал рукой теплое мягкое ухо. Большая лохматая собака склонила голову и замерла так, ожидая ласки. Лешка притянул ее к себе и долго гладил, туманно и счастливо улыбаясь.

2

Проводив Лешку, Павел Сергеевич сразу поехал в управление.

Дел было по горло, но самое первое — просмотреть бумаги. Вчера весь день мотался по судебным инстанциям, сегодня придется перелопачивать за два дня. Приказы, отчеты, инструкции, указания, письма, запросы — из главка, из треста, из обкома, из райкома, с предприятий. В этом потоке встречаются такие бумажки, за которые шею намылят и протрут с песочком, как медную — больше не захочешь. Поэтому Павел Сергеевич всегда сам просматривал все входящие документы.

Едва он расположился в кресле и подтянул к себе толстую папку, как в кабинет ввалились бригадиры с городских участков. Всем что-нибудь требовалось: то запчасти к бульдозеру, то солярка, то электроды. Галдеж подняли — хоть беги. Разозлился: «Что я вам, снабженец, черт возьми!» — но тут же взял себя в руки: «Раз люди все бросили и пришли, значит, действительно надо». Вызвал снабженца, спокойно, терпеливо разобрался: на складе все есть, но зажимает главбух, дескать, лимиты кончились. Пришел главбух, с улыбочкой потряс аккуратно подшитой стопкой бумажек, погладил лысину: «Перерасход получится, Павел Сергеевич. Не заказывали». Бригадиры негодующе зашумели, снабженец завилял глазами: «Они вечно тянут с заявками, что я им, машина, в последний день…»

Павел Сергеевич отпустил бригадиров и главбуха, снабженца задержал, с глазу на глаз сделал «вливание». Тот скреб затылок, прикладывая руки к груди, божился, что теперь сам будет объезжать бригады и собирать заявки. «Вот так-то лучше».

Павел Сергеевич открыл папку — сверху вороха лежало отпечатанное на синьке и прошитое нитками «Типовое положение о бригадах и ударниках коммунистического труда (условия соревнования и присуждения)». Он давно ждал этот документ. Уже с год ходили разные толки вокруг этого новшества, но точно никто не мог сказать, как соревноваться, кому присуждать и как быть дальше, если человеку присудили звание. Поговаривали, будто бы для ударников откроют бесплатные магазины, где будет все, что твоей душеньке угодно. Павел Сергеевич считал подобные разговоры глупой болтовней, — не время еще! — но все же с любопытством раскрыл «Положение». Почитать не удалось: в кабинет робко вошла Стыврина, кладовщица, жена бригадира плотников. Присела на краешек стула, несчастная и тихая — муж запил, житья нет.

— Все ясно, — сказал Павел Сергеевич. — Неясно одно: откуда он деньги берет, чтобы каждый день пить?

Стыврина смущенно повздыхала, взяла с Павла Сергеевича обещание, что он ее не выдаст, и рассказала, как муженек с бригадой приспособились по вечерам зашибать калым: кому крышу починить, кому пол перестелить, кому веранду сделать. С утра кого-нибудь посылают договариваться, а к вечеру всей бригадой идут по «точкам».

Павел Сергеевич подивился — вот пройдохи! — записал план будущего разговора со Стывриным: «Стройматериалы, патент на артель, горфинотдел, суд».

Только взялся за «Положение», стукнулся Василий Прокофьевич Разборов, начальник планового отдела, — человек лет сорока пяти, с деликатными манерами, полным холеным лицом, зализанными остатками волос на блестящей розовой полосе посреди черепа. Одет он был в зауженные по последней моде брючки, импортную куртку на «молниях», белую немнущуюся рубашку и галстук, завязанный маленьким узелком. Жена Разборова работала на базе главунивермага, и Василий Прокофьевич не раз предлагал Павлу Сергеевичу выбрать себе или супруге что-нибудь «экстралюкс» из импортных товаров. Но тот отказывался.

— Что будем делать с Каллистовым, Павел Сергеевич? — спросил Разборов, легонько потирая, как бы намыливая, свои полные руки. — Два письма послали, телефонограмму, а труб все нет. Чугреев простаивает, мне теперь план нечем закрывать. В Госбанк будем, что ли, обращаться?

Павел Сергеевич задумался. Уж больно не хотелось портить отношения с таким важным заказчиком, каким был для СМУ-2 Федор Захарович Каллистов.

Жизнь столкнула Павла Сергеевича с ним год назад, когда в главке решался вопрос, кому строить газопровод к химкомбинату. Павел Сергеевич сомневался, потянет ли его слабосильное СМУ-2, и без того заваленное заказами по теплофикации и канализации города, еще одну ответственную и срочную работу. Колебания его рассеял Каллистов.