День милосердия

— Э, брат, хитер! Смикитил: раз Каллистов зашивается с комбинатом, так и трасса не к спеху. Когда уволят, приходи, возьму к себе в замы…

Он затрясся всем телом, казалось, что и глаза сами по себе тоже запрыгали от хохота.

Павел Сергеевич поправил двумя пальцами пенсне, сказал, стараясь выдержать шутливый тон:

— Я предлагаю другой вариант: раз нет трассы, нет газа, так и комбинат не к спеху.

Каллистов подумал, как бы оценивая идею, горестно вздохнул:

— Худо, брат, худо. Мы теперь с тобой как два кролика, вздернутые на одной удавке через прясло. М-да… — Он крепко почесал затылок. — А сколько километров осталось?

— Семьдесят два, сварить и уложить. Траншея, можно сказать, готова. Но, Федор Захарович, это же черт знает что такое! Договаривались к марту, в апреле пробный пуск, в мае сдача в эксплуатацию. Так все и запланировали, а теперь все срывается, хоть кверху ногами становись.

Павла Сергеевича вдруг охватила злость:

— Чем варить? И что варить? Чем грузить? На чем возить? Ни людей, ни машин, ни оборудования. К чертовой матери! Завтра пойду в обком, к первому секретарю. Что хотите, скажу, делайте, хоть снимайте, хоть судите, а срок невыполнимый.

— Не пойдешь, — холодно глядя на него, сказал Каллистов.

— Пойду! Почему ты думаешь, не пойду?

— Потому что ты не такой дурак, каким прикидываешься. Это я должен идти, и я уже ходил.

— Ну и что?

— Езжай, говорит, в Москву.

— Что же делать? — растерялся Павел Сергеевич.

— Смотри. Хозяин-барин… Можешь, конечно, слетать в столицу. Пасть на колени, бухнуть лбом по паркету: так и так, мол, смилуйтесь, не могу. Только Москва слезам не верит. Старая поговорка, а в силе. — Он выкинул на стол пачку сигарет, закурил. — Слушай, хочешь, дам добрый совет?

— Дай.

— Поезжай на трассу, поговори с людьми. Бригадира прижми, объясни положение, пообещай чего-нибудь, они тебе эти семьдесят километров за месяц шарахнут, успевай только подвози.

— А что я могу наобещать? Ни фонда у меня, ни квартир.

— Для бригадира и сварщиков найдем фонд. Я заплачу. Оформим на временную работу. Пять — десять окладов — подумаешь!

Павел Сергеевич зевнул, его мутило от усталости, болел желудок, шумело в голове, хотелось спать.

За окном клубилась серая, беспросветная пыль. Окна кабинета были плотно закрыты, но все равно пыль ощущалась и здесь.

«В отпуск бы сейчас, за два года», — с тоской подумал он.

Каллистов внимательно разглядывал его холодными, умными глазами. Широкий сжатый рот вдруг напружинился, перекосился в улыбку.

— Не быть тебе начальником треста, — сказал он тихо. — Мягкотелый ты какой-то.

Павел Сергеевич приоткрыл глаза:

— А я и не хочу.

— В замы ко мне пойдешь? — предложил Каллистов. — Вообще-то у меня замы не уживаются. Я по характеру пускач, грубый, а ты мягкий, со всеми сработаешься. Валяй, а?

Павел Сергеевич устало улыбнулся:

— Замотаешь. Я человек медлительный. Ты лучше помоги машинами. Хотя бы пару «МАЗов».

Каллистов засмеялся.

— А у тебя, брат, талант — выпрашивать. Ладно, — он сильно стукнул ладонью по столу, — будет тебе пара «МАЗов». Вот еще что: нужен новый график монтажа. В среду обком, будут рассматривать мои дела. Успеешь до вторника?

Он тяжело поднялся, пристально глядя в глаза Павла Сергеевича, протянул руку:

— Шуруй, шараш-монтаж!

В управлении Павла Сергеевича ждала телеграмма от начальника треста:

«По газопроводу для химкомбината закончить монтажно-сварочные и изоляционно-укладочные работы до 5 декабря. Срочно вышлите для утверждения новый график монтажа».

Павел Сергеевич прикинул на бумаге, что получается с новым сроком, приуныл.

Семьдесят два километра газопровода — это, грубо говоря, шесть тысяч труб — шесть тысяч стыков. Если посылать на трассу секции из двух сваренных заранее труб, то там придется сварить три тысячи стыков. На одном сварочном аппарате больше двадцати стыков в день не выжмешь. Да и двадцать вряд ли. Ну пусть двадцать, тогда потребуется сто пятьдесят календарных дней — от зари до зари, без разгиба. Пять полных месяцев!

Он в сердцах отшвырнул бумаги, откинулся в кресле. Составить график немудрено — как потом выкручиваться? Это все равно что выйти на площадь и публично заявить, будто собираешься поднять на спине бульдозер. Сумасшествие!

И ведь только наладилось, ну, думал, все, слава богу, можно пойти в отпуск, так на́ тебе, клюнул жареный петух. С каким трудом приходится раскручивать любое, даже пустячное дело, и в конце концов обязательно вылазит «козья морда».

Всю зиму прекрасно шла трасса из чугунных труб для городской канализации, а в марте, когда клали последние метры, рабочему раздробило трубой бедро — отчетный несчастный случай. Хорошо, что обошлось без инвалидности…

В апреле прорвало паропровод между ТЭЦ и оловозаводом — свищ в сварочном шве, брак сварщика. Два цеха простояли несколько дней. Сварщику объявили выговор, а он взял да и уволился — обиделся. Хороший был сварщик — на Украину уехал…