День милосердия

«…Большую тревогу у строителей гиганта вызывают недопустимо медленные темпы сооружения трубопровода от газовых скважин до приемных ресиверов комбината. На сегодняшний день пройдено всего 86 километров из 158. О чем думает начальник СМУ-2 тов. Ерошев П. С.? Гиганту нужен газ, а времени остается в обрез. Если сейчас не развернуть полным ходом монтаж газовой магистрали, то все героические усилия огромного коллектива строителей окажутся под угрозой».

Павел Сергеевич откинулся в кресле, снял пенсне. Вот это да! Во рту стало совсем горько, руки дрожали. Абракадабра, нелепость, черт знает что!

Он позвонил диспетчеру, вызвал машину и поехал к Каллистову.

Управление строительства химкомбината помещалось в длинном бараке на той стороне реки.

Разъезженная, ухабистая дорога к стройке была забита двумя встречными потоками машин — они медленно двигались сквозь серое облако пыли, как в тумане. То и дело потоки тормозились, шоферы с остервенением давили на сигналы, выскакивали на подножки, матерились.

Павлу Сергеевичу повезло: мутно-голубая «Волга» стояла у крыльца, значит, Каллистов на месте. В приемной толкался народ, десятка два — военные и гражданские. Павел Сергеевич знал, как поступать в таком случае: прошел в кабинет, ни на кого не обращая внимания.

— Идите и работайте, — гремел Каллистов на низенького мужичка в серой брезентовой куртке. — Что вы лезете ко мне с мелочами? Это может решить начальник участка. Все! Садись, Ерошев. Здоров!

Они поздоровались. Каллистов болезненно улыбнулся, сычом уставился на мужичка.

Тот стоял боком, нерешительно тянул какую-то бумажку, повторял:

— Дык, он к вам меня послал…

— Идите, я вам сказал куда. К начальнику участка Шумилову.

— Дык, он же к вам послал…

Каллистов перегнулся через стол, вырвал у мужичка бумагу.

— Весь день бегаш, бегаш. Взад-вперед. Туды-сюды, туды-сюды, — мямлил мужичок, не то жалуясь, не то возмущаясь.

Павел Сергеевич следил, как, дергаясь и корябая, перо выводило резолюцию: «Тов. Шумилову. Еще раз пришлешь ко мне, уволю».

Мужичок бережно принял бумагу, почесал затылок и, с трудом разбирая на ходу написанное, вышел из кабинета.

Каллистов посмотрел на Павла Сергеевича, глаза его смеялись.

— Ну что, шараш-монтаж, попал под прессу? Бумагомараки проклятые! — Ухмыляясь, порылся в ворохе бумаг, вытянул одну, энергично скомкал и бросил в корзину. — Признайся честно, ездил в Госбанк?

— Честно признаюсь: не ездил, — сказал Павел Сергеевич. Злость прошла, теперь он чувствовал только усталость.

— Матрос! — похвалил Каллистов и раскатисто захохотал. — С тобой можно иметь дела, хороший подрядчик.

Он привстал, подтянул к себе графин с водой, через горлышко отпил изрядно, плюхнулся в кресло. Широкое пучеглазое лицо его, плоский лоб с вмятинкой посредине и даже уши, едва заметные из-за толстых налитых щек, — все было покрыто по́том и лоснилось, словно Каллистов таял под лучами заходящего солнца. Он вытащил платок и, как промокашкой, похлопал по лицу — от серой короны седых стриженых волос до могучей шеи.

— Уф, жарко! Весь день кручусь, будто больше всех надо. — Он расстегнул пиджак, погладил заколыхавшийся живот, захохотал: — Не больше всех, но и не мало. Да?

Павел Сергеевич улыбнулся. Умел все-таки Каллистов настраивать людей, как ему нужно. А может быть, просто всегда был самим собой? Вряд ли простачка поставили бы на такую должность.

В кабинет сунулся какой-то военный.

— Я занят, — гаркнул Каллистов. Дверь быстро захлопнулась. — Ты, брат, не серчай за трубы, — сказал он мягко Павлу Сергеевичу, — с трубами я крепко вляпался. Завод приостановил поставку, у них там какая-то перестройка. Ну да ладно, трубы я найду, со второй очереди дам. А ты что-то, брат, скис. Статейка подействовала?

— Да нет, — с деланным равнодушием отмахнулся Павел Сергеевич. — Ты мне скажи лучше, правда ли, что к декабрю комбинат будешь сдавать? Или это газетная опечатка?

— Если бы! — Каллистов тяжело вздохнул. Бугристые, с прожилками и желтыми пятнами ореховые глаза его потемнели, словно погасли. — Меня самого чуть кондрашка не хватила, когда получил ВЧ-грамму. Связался с Госкомитетом — что, говорят, сурово? Ничего не поделаешь… Позвонил в обком — уже знают, уже взяли под контроль. Понял, чем Ванька Маньку донял? — Он стал загибать толстые, как обрубленные, пальцы: — Август, сентябрь, октябрь, ноябрь. Четыре! Вот в чем сказка.

Они помолчали.

— Скажи по совести, Павел, к декабрю сумеешь закончить трассу? — спросил Каллистов тихо.

Павел Сергеевич покачал головой:

— Невозможно.

Каллистов хитро прищурился, цокнул языком: