День восьмой

– Все Эшли счастливы, пока работают. Я умерла бы со стыда, если у нас это было не так.

К концу жизни Беата обзавелась определенной долей чувства юмора. Как-то раз Роджер, преодолев все ступеньки осыпавшейся под ногами лестницы, пил кофе с родительницей и неожиданно для себя узнал, что она никогда официально не выходила замуж за его отца.

Мать и сын рассмеялись.

– О, мамочка!

– И очень этим горжусь.

Беата так и не призналась детям, что вступила в одну из независимых конгрегаций, во множестве расплодившихся на юге Калифорнии, которые соединяли в себе спиритизм, индийскую философию и лечение наложением рук. Ей казалось, что здесь она нашла отражение многих идей, а также многочисленные подтверждения представлениям, которые почерпнула в произведениях своего любимого поэта Гете.

В половине десятого утра Роджер подошел к сапожной мастерской, подал условный сигнал – ухнул по-совиному – и вошел внутрь. Порки сидел возле растопленной печки и работал.

– У Софи не все в порядке со здоровьем, – сообщил Роджер.

Порки хватило одного взгляда, чтобы понять опасения друга.

– На Пасху жду вас обоих в Чикаго. – Роджер выложил на стол несколько рекламных проспектов ортопедических приспособлений для ступней и голеней. – Ты приедешь дня на четыре, а она задержится на неделю. Как ты думаешь, если Конни вернется в школу, дети будут плохо относиться к ней?

– Некоторые – да, но у Конни все будет хорошо.

– Ты все это должен починить за рождественскую неделю?

– Бо́льшую часть работы я теперь получаю по почте. Коммивояжеры собирают всю свою семейную обувь и присылают мне. А Софи нужно поскорее вернуться на ферму Беллов, лучше сразу после Рождества.

– Если ты так считаешь, значит, я сам ее туда и отвезу.

Ответом ему были удары молотка, и Роджер продолжил:

– В поезде я встретил Фелисите Лансинг, и она дала мне понять, что знает, кто убил ее отца. Такое может быть?

Опять удар молотка, потом короткое:

– Может.

– У тебя есть какие-то соображения на этот счет? Может, знаешь, кто освободил отца?

Порки молчал, во взгляде его ничего не отразилось, только периодически постукивал его молоток.

– Похоже, мне пора вернуться домой и перекинуться напоследок парой слов с Софи. Кстати, а что это за чертеж на стене?

– Это кузен будет делать пристройку из двух комнат к моей мастерской, – ответил Порки не прерывая работы. – Я в марте женюсь.

– Правда? – Роджер вспомнил, что Порки как-то сказал ему под большим секретом, что молодые люди, принадлежавшие к его церкви, женятся в двадцать пять лет. – Я знаю твою избранницу? Кто она?

– Кристиана Роули.

Лицо Роджера просияло: он хорошо знал эту девушку: помнил еще по школе, и он торжественно пожал руку другу.

– Это здорово! Поздравляю!

– Ее брат Стэндфаст у меня в подмастерьях. Передай миссис Эшли, что вместо меня в «Вязах» станет делать всю тяжелую работу по дому теперь он, так что пусть не волнуется.

– Передам.

Они обменялись взглядами. Дружба – великое дело: все обдумал, все предусмотрел.

– Мой дед хочет с тобой встретиться.

– Хорошо. Где?

– У него дома.

Поскольку в Коултауне еще не приглашали на холм Херкомера, воздух словно наполнился предощущением чего-то очень важного.

– Да, конечно, Порки. Когда?

– Ты можешь подойти сюда завтра в четыре? У меня будут лошади.

Здоровый молодой человек мог бы забраться на холм минут за сорок, но Порки хромал.

– Как зовут твоего деда?

– О’Хара, но все зовут его Дьякон. На тот случай, если он заговорит обо мне: знаешь мое имя?

– Гарри О’Хара.

– Меня зовут Аристид.

– Это же герой из «Жизнеописаний» Плутарха.

– В школе учителя называли меня Гарри, потому что опасались, как бы дети не стали смеяться над именем Аристид.

– Значит, завтра в четыре. А сейчас, пожалуй, я пойду: нужно поговорить с Софи.

Они не стали желать друг другу доброй ночи: просто обменялись короткими, как полет стрелы, взглядами, отточенными за три с половиной года.

Роджер вошел в ворота «Вязов», обогнул дом и остановился у черного хода, увидев через окно погруженную в задумчивость мать. Она сидела за кухонным столом, на котором стояла кружка – наверное, кофе с молоком. Немного постояв, Роджер решил не нарушать ее уединения и направился к передней двери, а войдя в дом, сразу тихо поднялся по лестнице. Дверь в комнату Софи была приоткрыта на пару дюймов, и Роджер немного постоял, прислушиваясь, потом позвал шепотом:

– Софи…

– Да, Роджер?

– Ты хочешь пойти со мной в церковь на утреннюю службу в Рождество?

– Да.

– Как мы всегда ходили с папой, да? Ты, я и Конни. Открою тебе небольшой секрет: Лили прислала вам очень красивые платья (мама дала ей ваши мерки). А на следующий день мы с тобой поедем к Беллам, повидаемся со всеми, так что сейчас давай-ка ложись и как следует выспись.

– Хорошо, договорились.

– Я оставлю дверь приоткрытой, как делал папа, помнишь?

– Да.