Читаем Дерек Джармен полностью

Несмотря на лихорадку, потерю веса, истощение, зуд и сыпь, туберкулез, обострение болезни, которое потребовало долгой госпитализации, Дерек не умер в 1990-м и, после выздоровления, в 1991–1992 годах написал серию красивых картин, пейзажей серии «Дангенесс». Он кладет краску толстыми мазками, энергично работая с поверхностью, включая растушевку из нижнего левого угла в правый верхний сломанной отверткой. Когда работы были выставлены в Фолкстоне в 2001 году, краска в некоторых местах все еще оставалась липкой, так густо она была нанесена[210]. Детали в этих картинах поглощают, поверхности — сочные и захватывающие. Из-за их яркости, источающей мерцающий цвет, на первый взгляд работы кажутся дикими и абстрактными. Может быть, Дангенесс и на самом деле такой глубокий синий, такой красный, как кровь? Необходимо учесть, что эти картины датируются периодом сразу после двух лет английской «великой жары»[211] (1989 и 1990), когда температура резко возросла, воды стало мало, деревья поникли и все сгорало под солнцем. Возможно, атмосфера горения и мерцание на картинах — это ответ. В любом случае в этом пейзаже много цвета, в том числе ярко-красная заячья капуста в саду Дерека и синее-синее море. Дерек преувеличил цвет не больше, чем это сделал Ван Гог для юга Франции, и в этой серии отчетливо видна его любовь к этому месту. «Мое сердце раздувается», писал он, когда начал рисовать первые картины, «бросается в красное и золотое, плавает в лазурном, тонет в кобальте и прячется в глубоком серовато-зеленом цвете печали». На следующий день в Королевской академии, он видел «Брака и Вламинка, моих любимых фовистов с фиолетовыми и сиреневыми небесами. Назад к мольберту в Хижине»[212].

Эти картины, возможно, до сих пор кажутся, удивительно абстрактными, особенно если сравнить их с натуралистическими рисунками Брайана Йела, изображающими какой-то один элемент (маяк или желтый самолет), или импрессионистскими полотнами художника Дерека Хеджкока с рыболовецкими судами и дикими цветами Дангенесса. Из всей серии в качестве примера можно выбрать какую-то одну картину. И все же, если мы сравним ее с фотографией ракитника, растущего недалеко от сада Хижины Перспективы (темно-зеленый ракитник, на котором растет розовая повилика), то вдруг становится очевидным, что картина почти совершенно не абстрактна. Вместо этого мы можем воспринять ее как правильное впечатление: удивительно натуралистическое изображение небольшого кусочка пейзажа в Дангенессе. Как записал Дерек, в его саду были «алое и голубое ‹…› яркий огонь на ветру»[213]. На нескольких картинах Дангенесс изображен в ночное или в вечернее время на фоне проплывающей на заднем плане освещенной электростанции.


Дангенесский пейзаж (одна из картин серии) 1991–1992, масло на холсте


Сад Хижины Перспективы отчасти представляет Дангенесс, а сам он представлен своим создателем различными способами: в книгах (включая две изданных посмертно), в фотографиях Сули, в серии картин. К ним следует добавить фильм «Сад» (1990).

В этом фильме Дерек показывает историю Христа как историю гей-пары. Другими словами, он использует миф о Христе, чтобы драматизировать мученичество представителей его сексуальной ориентации. Во время работы над «Военным реквиемом» одной из мишеней Дерека была христианская церковь. Он написал в книге, сопровождавшей выход фильма, «в своем сердце я посвящаю фильм о „Военном реквиеме“ всем тем, кто, как и я, изгнан из христианского мира. Моим друзьям, которые умирают в моральной атмосфере, созданной церковью, лишенной сочувствия»[214]. В его следующем фильме «Сад» христианство рассматривается непосредственно, и в роли Христа показана гей-пара, чтобы перенести моральное сострадание к жизни Христа на жизнь геев. Начало этого процесса было заложено еще в «Военном реквиеме», в частности в триумфальном использовании «Воскресения Христа» Пьеро делла Франческо. Многие из нападок, которым в течение 1980-х подвергся лично Дерек и гомосексуальность в целом, были предприняты во имя христианского бога воинствующими христианами. Сад отбирает у них историю Христа и передает ее квир-сообществу.


Повилика — паразит, растущий на ракитнике в Дангенессе


Перейти на страницу:

Все книги серии Критические биографии

Сергей Эйзенштейн
Сергей Эйзенштейн

Сергей Михайлович Эйзенштейн (1898–1948) считается одним из величайших режиссеров мирового кино за все время его существования. Кроме того, за последние десятилетия его фигура приобрела дополнительные измерения: появляются все новые и новые материалы, в которых Эйзенштейн предстает как историк и теоретик кино, искусствовед, философ, педагог, художник.Работа британского исследователя Майка О'Махоуни представляет собой краткое введение в биографию этого Леонардо советской эпохи. Автор прежде всего сосредоточивает внимание на киноработах режиссера, на процессе их создания и на их восприятии современниками, а также на политическом, социальном и культурном контексте первой половины XX века, без которого невозможно составить полноценное представление о творчестве и судьбе Эйзенштейна.

Майк О'Махоуни

Публицистика
Эрик Сати
Эрик Сати

Эрик Сати (1866–1925) – авангардный композитор, мистик, дадаист, богемный гимнопедист Монмартра, а также легендарный Вельветовый джентльмен, заслуженно является иконой модернизма. Будучи «музыкальным эксцентриком», он переосмыслил композиторское искусство и выявил новые методы художественного выражения. Но, по словам Мэри Э. Дэвис, автора книги, «Сати важен не только для авангарда, но и для фигур, полностью вписанных в музыкальный мейнстрим – например, для Клода Дебюсси и Игоря Стравинского», а его персона давно заняла особое место в музыкальной истории человечества.Настоящая биография не только исследует жизнь композитора, но и изучает феномен «намеренного слияния публичного образа и художественного дара» Сати, а также дает исчерпывающий портрет современной ему эпохи.

Мэри Э. Дэвис

Музыка / Научпоп / Документальное

Похожие книги

Истина в кино
Истина в кино

Новая книга Егора Холмогорова посвящена современному российскому и зарубежному кино. Ее без преувеличения можно назвать гидом по лабиринтам сюжетных хитросплетений и сценическому мастерству многих нашумевших фильмов последних лет: от отечественных «Викинга» и «Матильды» до зарубежных «Игры престолов» и «Темной башни». Если представить, что кто-то долгое время провел в летаргическом сне, и теперь, очнувшись, мечтает познакомиться с новинками кинематографа, то лучшей книги для этого не найти. Да и те, кто не спал, с удовольствием освежат свою память, ведь количество фильмов, к которым обращается книга — более семи десятков.Но при этом автор выходит далеко за пределы сферы киноискусства, то погружаясь в глубины истории кино и просто истории — как русской, так и зарубежной, то взлетая мыслью к высотам международной политики, вплетая в единую канву своих рассуждений шпионские сериалы и убийство Скрипаля, гражданскую войну Севера и Юга США и противостояние Трампа и Клинтон, отмечая в российском и западном кинематографе новые веяния и старые язвы.Кино под пером Егора Холмогорова перестает быть иллюзионом и становится ключом к пониманию настоящего, прошлого и будущего.

Егор Станиславович Холмогоров

Искусствоведение
Искусство жизни
Искусство жизни

«Искусство есть искусство жить» – формула, которой Андрей Белый, enfant terrible, определил в свое время сущность искусства, – является по сути квинтэссенцией определенной поэтики поведения. История «искусства жить» в России берет начало в истязаниях смехом во времена Ивана Грозного, но теоретическое обоснование оно получило позже, в эпоху романтизма, а затем символизма. Эта книга посвящена жанрам, в которых текст и тело сливаются в единое целое: смеховым сообществам, формировавшим с помощью групповых инсценировок и приватных текстов своего рода параллельную, альтернативную действительность, противопоставляемую официальной; царствам лжи, возникавшим ex nihilo лишь за счет силы слова; литературным мистификациям, при которых между автором и текстом возникает еще один, псевдоавторский пласт; романам с ключом, в которых действительное и фикциональное переплетаются друг с другом, обретая или изобретая при этом собственную жизнь и действительность. Вслед за московской школой культурной семиотики и американской poetics of culture автор книги создает свою теорию жизнетворчества.

Шамма Шахадат

Искусствоведение
Учение о подобии
Учение о подобии

«Учение о подобии: медиаэстетические произведения» — сборник главных работ Вальтера Беньямина. Эссе «О понятии истории» с прилегающим к нему «Теолого-политическим фрагментом» утверждает неспособность понять историю и политику без теологии, и то, что теология как управляла так и управляет (сокровенно) историческим процессом, говорит о слабой мессианской силе (идея, которая изменила понимание истории, эсхатологии и пр.наверноеуже навсегда), о том, что Царство Божие не Цель, а Конец истории (важнейшая мысль для понимания Спасения и той же эсхатологии и её отношении к телеологии, к прогрессу и т. д.).В эссе «К критике насилия» помимо собственно философии насилия дается разграничение кровавого мифического насилия и бескровного божественного насилия.В заметках «Капитализм как религия» Беньямин утверждает, что протестантизм не порождает капитализм, а напротив — капитализм замещает, ликвидирует христианство.В эссе «О программе грядущей философии» утверждается что всякая грядущая философия должна быть кантианской, при том, однако, что кантианское понятие опыта должно быть расширенно: с толькофизикалисткогодо эстетического, экзистенциального, мистического, религиозного.

Вальтер Беньямин

Искусствоведение
Дягилев
Дягилев

Сергей Павлович Дягилев (1872–1929) обладал неуемной энергией и многочисленными талантами: писал статьи, выпускал журнал, прекрасно знал живопись и отбирал картины для выставок, коллекционировал старые книги и рукописи и стал первым русским импресарио мирового уровня. Благодаря ему Европа познакомилась с русским художественным и театральным искусством. С его именем неразрывно связаны оперные и балетные Русские сезоны. Организаторские способности Дягилева были поистине безграничны: его труппа выступала в самых престижных театральных залах, над спектаклями работали известнейшие музыканты и художники. Он открыл гений Стравинского и Прокофьева, Нижинского и Лифаря. Он был представлен венценосным особам и восхищался искусством бродячих танцоров. Дягилев полжизни провел за границей, постоянно путешествовал с труппой и близкими людьми по европейским столицам, ежегодно приезжал в обожаемую им Венецию, где и умер, не сумев совладать с тоской по оставленной России. Сергей Павлович слыл галантным «шармером», которому покровительствовали меценаты, дружил с Александром Бенуа, Коко Шанель и Пабло Пикассо, а в работе был «диктатором», подчинившим своей воле коллектив Русского балета, перекраивавшим либретто, наблюдавшим за ходом репетиций и монтажом декораций, — одним словом, Маэстро.

Наталия Дмитриевна Чернышова-Мельник

Биографии и Мемуары / Искусствоведение / Документальное