Ритм здесь включает аллитерацию ‘k’ (kiddies, uncle, comix), ‘f’ (food, from, full) и ‘b’ (bomb, blighted, blood). Аллитерация пронизывает синтагматические цепи для улучшения связей, а там, где слова отобраны и изолированы, мы можем видеть, как аллитерация Дерека тонко усиливает смысл и чувства, вызываемые словами. Существует также ассонанс ‘i’ (четыре раза) и ‘o’ (девять раз).
Вырисовывается игра со словами. Wild west / Choc-full o’ comix and bubble gum демонстрирует беззаботную игру с обычными выражениями (choc вместо chock, o’ вместо of, comix вместо comics), которая, конечно же, не была разрешена в 1950-е в подготовительной школе (в которую «нас, детишек» упаковывали на весь год, за исключением каникул)[260]
. Это лишь мое воображение, или же действительно фразы (wild west / choc-full o’ comix, and bubble gum) передают ощущение жевания? Менее радостная игра слов появляется в leaving ‹…› leaf, протянувшейся через две строки зловещего смысла. Ассонанс ‘o’ радикально меняется от пассажа, связанного с едой (choc, o’, comix), до мрачного The bomb dropped with regular monotony. Фраза regular monotony может показаться излишней по части смысла (тавтология), но ритм слов вместе с тремя ‘o’, звучащими подряд, усиливает смысл фразы. Все эффекты, перечисленные здесь, неуловимо или подсознательно подчеркивают и разветвляют смысл этих стихотворений. Последний момент, касающийся ритма: самые памятные строки в фильме, обладают силой не в последнюю очередь в результате того, что они образованы из почти неуловимой смеси хорея, ямба и спондея:Возвращаясь к «Блю»: части саундтрека, очевидно, были подготовлены в поэтической форме. Та часть, которая звучит в конце и начинается «Ловцы жемчуга / В лазурных морях» заслуживает того, чтобы быть включенной в каждую антологию современной поэзии на английском языке. Это великолепная и запоминающаяся поэзия, в которой отражены потери, траур, скорбь, изменчивость, любовь и вечность искусства. Эта и другие части напечатаны как стихотворения в книге, изданной в сопровождении с фильмом[262]
. Данные части, таким образом, без каких-либо усилий могут рассматриваться как поэзия. Они перемежаются пассажами, которые кажутся разговорными, анекдотичными и личными, в основном связанными с опытом Дерека в части посещения больниц, и которые были бы отформатированы в книге как прозаический текст. Тем не менее контекста одного из явно поэтических отрывков достаточно, чтобы показать, что весь саундтрек заслуживает того, чтобы считать его поэмой.За этими строками сразу же следуют два предложения, которые, прочитанные Найджелом Терри в раздражительной сухой манере, производят комический эффект, не в последнюю очередь благодаря очень приземленному характеру, который контрастирует с возвышенностью и манерой предыдущих строк: Here I am again in the waiting room. Hell on earth is a waiting room[264]
. И тем не менее разделение частей саундтрека на поэзию или прозу разваливается, как только мы понимаем, что строки выше, по-видимому, столь прозаичные, образуют десятисложие, за которым следует восьмисложие соответствующей структуры. Оба предложения начинаются с хорея, а затем превращаются в ямб через дополнительный безударный слог, образованный артиклем (определенным и неопределенным).Поэзия работает так, как если бы эти большие параграфы прозы принадлежали перу одного из любимых поэтов Дерека, Аллена Гинзберга. Можно возразить, что различные звуковые эффекты (велосипедные звонки, звук стиральной машины и разморозки холодильника) — это и вообще не поэзия, но в защиту можно сказать, что звуковая поэзия является характерной чертой современной поэзии, написанной на различных языках, по крайней мере у футуристических поэтов.
В канун Рождества 1993 года Дерек записал в своем дневнике: «Тем временем жизнь тикает к концу, слава Богу. Я действительно немного сыт по горло…»[265]
В какой-то из тех девятнадцати дней, что оставались ему после пятьдесят второго дня рождения, он сказал Коллинзу, что изголодался по смерти[266]. Он умер 19 февраля 1994 года.