Соня не знала, что отвчать. Клавдія выручила сестру.
— Ахъ, какъ вы мн надоли! Не только надоли, но измучили! Что вамъ? Чего вы опять отъ меня хотите? — раздраженно проговорила она, выходя изъ своей комнаты, и остановилась у дверей.
Учитель сдлалъ къ ней два шага.
— Клавдія Феклистовна! Клавдія! Я пришелъ… я увидалъ… Увидалъ, что опять эти развратники пріхали… И вотъ я пришелъ умолять… не губите, дорогая моя, вашу душу и тло, — бормоталъ онъ.
— Да вдь ужъ слышали это, сто разъ отъ васъ слышали, — отвчала Клавдія.
— Другъ мой, но я вижу, что слова мои гласъ вопіющаго въ пустын, что вы имъ не внимаете, что вы ихъ…
— А если это такъ, то нечего вамъ и языкъ о зубья околачивать.
— Но вдь душу возмущаетъ, душу… Я изстрадался. Вчера этотъ мальчишка Флегонтъ…
— А, такъ вы еще подсматривать! — вспыхнула Клавдія. — Тогда не смйте ко мн больше ходить! Не надо мн вашего ученья. Какъ только придете — все одни и т-же разговоры… Надоло мн это.
Клавдія ушла въ свою комнату и заперла дверь. Учитель опять сдлалъ нсколько шаговъ и остановился у двери.
— Голубушка! — слезливо восклицалъ онъ. — Но вдь и дождевыя капли долбятъ камень, такъ неужели-же живое слово?..
— Уходите отъ насъ, я васъ прошу! — послышалось изъ-за двери.
— Клавдія! Клавдинька! На колняхъ васъ умоляю: спасайте свою душу, спасайте свое тло. Вы достойны лучшаго удла. Бгите, бгите вонъ изъ этого дома!
Учитель опустился на колни и плакалъ.
— Да вы совсмъ полоумный! — откликнулась Клавдія, пріотворивъ дверь. — Правду вс говорятъ, что вамъ на цпь пора. Ну, что это вы длаете? Какъ вамъ не стыдно? Учитель, взрослый человкъ, а самъ дурака ломаетъ: на колняхъ стоитъ и плачетъ.
Клавдіи сдлалось жалко его. Она вышла изъ своей комнаты и стала поднимать его съ колнъ.
— Встаньте и идите домой… Что это такое! На колняхъ стоять! Да вы просто порченный какой-то… Такъ плакать… Вы испорчены… Васъ кто-нибудь по злоб испортилъ. Ну, встаньте, голубчикъ, сядьте, отдохните и ступайте домой!..
Учитель поднялся съ колнъ, схватилъ ея руки и сталъ ихъ покрывать поцлуями, бормоча:
— Бгите вонъ, ангелъ мой… Бгите прочь изъ этого дома! Здсь вамъ нтъ спасенія!
— Ну, что вы говорите! Зачмъ пустяки болтать! Ну, куда я побгу? Ну, зачмъ я побгу изъ родительскаго дома? — говорила Клавдія, усаживая его на лавку.
— Изъ родительскаго дома? — воскликнулъ учитель. — Но родитель вашъ недостойный, грязный человкъ. А куда вамъ бжать? Бгите ко мн, спасайтесь у меня. Мой домъ къ вашимъ услугамъ. Берите своего ребенка и бгите, Клавдинька.
— Вишь, что выдумали! А говорить-то что будутъ? — улыбнулась Клавдія.
— Голубушка, да вдь теперь-то говорятъ хуже. Вы послушайте-ка, что говорятъ про васъ! — прошепталъ плаксивымъ голосомъ учитель.
— Э, пускай говорятъ! На чужой ротокъ не накинешь платокъ, — махнула рукой Клавдія. — Я за себя не боюсь. Плевать мн на все. Но тогда и про васъ говорить будутъ. А вдь вы учитель, ребятъ должны учить. У васъ начальство есть.
— Да я для вашего спасенія, голубушка, готовъ всмъ, всмъ пожертвовать. Берите ребенка и бгите. Мы будемъ жить, какъ братъ и сестра…
Клавдія отошла отъ него и сла поодаль на табуретку.
— И что это именно я-то такъ далась вамъ, не понимаю! — проговорила она. — Мало-ли у насъ тутъ на завод, да въ деревн есть двушекъ, однако вы къ нимъ не пристаете.
— Эхъ, Клавдія Феклистовна!
Учитель тяжело вздохнулъ, вынулъ платокъ и сталъ отирать слезы и сморкаться. Прошло минуты дв и Клавдія сказала:
— Успокоились? Ну, и идите теперь домой. Мн дломъ надо заниматься. Я оттого и на заводъ не пошла, что хочу по домашеству заняться.
Учитель поднялся съ лавки и, сказавъ «прощайте», направился къ выходу, но у двери опять остановился, обернулся и проговорилъ:
— Еще разъ умоляю… Умоляю: спасайте душу и тло! Спасайте! Вы погибаете.
— Идите, идите, Михаилъ Михайлычъ! Идите… Все это я ужъ сто разъ отъ васъ слышу. А насчетъ погибели — не бойтесь. Не погибну я… Не таковская я… Идите съ Богомъ…
Клавдія махнула учителю рукой. Тотъ медленно вышелъ изъ избы.
XI
По уход учителя Клавдія долго смотрла въ окошко.
— Не видать его что-то… — проговорила она. — Или опять за уголъ избы спрятался? Нтъ, идетъ… Пошелъ въ себ домой… И вдь идетъ-то какъ пьяный, покачиваясь.
— Да можетъ быть и въ самомъ дл выпилъ, — сказала Соня, стоя у стола, пригорюнившись.
Ей было жалко учителя. Она даже слезливо моргала глазами.
— Онъ-то выпилъ? — воскликнула въ отвтъ ей Клавдія. — Да онъ капли вина къ ротъ не беретъ. Онъ придетъ, такъ только и проклинаетъ вино.
— Проклинать проклинаетъ, а тутъ взялъ да и выпилъ съ горя.
— Полно врать! Какое у него горе! Просто хочетъ на чемъ-то на своемъ поставить.
— Полюбилъ онъ тебя, а ты къ нему безъ всякихъ чувствъ — вотъ и горе его.
Клавдія покачала головой.
— Ну, не знаю ужъ я, чтобы такіе люди были влюбившись, — проговорила она. — Ты послушала-бы, что онъ говоритъ, когда приходитъ меня учитъ! Онъ мн сказалъ… — начала было она, но тутъ-же махнула рукой и прибавила:- Впрочемъ, что теб разсказывать! Ты все равно не поймешь.