Читаем Деревянные глаза. Десять статей о дистанции полностью

Некое хорошо известное качество, которое рождается с рождением самого искусства – растет с ростом искусства – укрепляется по мере того, как искусство обретает мощь, – достигает полной меры красоты, когда порождающая его причина приходит к совершенству – и, в конце концов, увядает и испускает дух вместе с умиранием искусства! Такое качество определит собой все стадии восходящего движения искусства и ознаменует собой ступени его нисхождения. <…> Такое качество позволяет нашему глазу и нашему пониманию немедленно определить и варварскую попытку невежественного дикаря, и смиренный труд простого ремесленника, и чудо искусства, ведомого знанием, облагороженного философией, усовершенствованного прилежным и обширным изучением природы.

В изобразительных искусствах такое качество именуется «стилем».

По всей видимости, Флаксман был первым, кто придал понятию «стиль» расширенный объем, позволяющий охватить и изделия «смиренных ремесленников», и даже продукты творчества дикарей[457]. Его аргументация заслуживает того, чтобы внимательно проследить ее:

Первоначально этот термин [ «стиль»] применялся к поэзии, и стиль Гомера и Пиндара, должно быть, знали задолго до того, как узнали Фидия или Зевксиса. Но с течением времени, по мере того, как поэт писал стилосом или пером, а рисовальщик рисовал стилосом или грифелем, в обиходе стали использовать имя орудия, чтобы указать на гений и на творения писателей и художников. Этот символический способ обозначения идет с самых ранних времен, проходит сквозь классические века, сквозь эпоху возрождения искусств и словесности и так доходит до нашего времени; всем эпохам он был равно понятен, а теперь его применение закрепилось силою непрерывного использования и силою авторитета как древних, так и новых.

Итак, от орудия – к изделиям, произведенным с его помощью. Флаксман продолжает свое рассуждение:

И здесь мы можем заметить, что, как термином «стиль» мы обозначаем разные стадии поступательного движения, совершенствования или упадка искусства, точно так же этим самым термином и в то же самое время мы более косвенно указываем и на развитие человеческого ума, и на состояние общества; ибо каковы умственные привычки, таковы же будут и произведения; и рука с наибольшей готовностью воспроизводит те предметы, на которых чаще всего задерживаются наши мысли и чувства.

Категория стиля связывает воедино сознание и руки – поэтому она указывает нам на те или иные, вполне определенные, этапы культурной и социальной истории. Развивая эту идею, Флаксман сформулировал следующее примечательное наблюдение:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Сталин. Битва за хлеб
Сталин. Битва за хлеб

Елена Прудникова представляет вторую часть книги «Технология невозможного» — «Сталин. Битва за хлеб». По оценке автора, это самая сложная из когда-либо написанных ею книг.Россия входила в XX век отсталой аграрной страной, сельское хозяйство которой застыло на уровне феодализма. Три четверти населения Российской империи проживало в деревнях, из них большая часть даже впроголодь не могла прокормить себя. Предпринятая в начале века попытка аграрной реформы уперлась в необходимость заплатить страшную цену за прогресс — речь шла о десятках миллионов жизней. Но крестьяне не желали умирать.Пришедшие к власти большевики пытались поддержать аграрный сектор, но это было технически невозможно. Советская Россия катилась к полному экономическому коллапсу. И тогда правительство в очередной раз совершило невозможное, объявив всеобщую коллективизацию…Как она проходила? Чем пришлось пожертвовать Сталину для достижения поставленных задач? Кто и как противился коллективизации? Чем отличался «белый» террор от «красного»? Впервые — не поверхностно-эмоциональная отповедь сталинскому режиму, а детальное исследование проблемы и анализ архивных источников.* * *Книга содержит много таблиц, для просмотра рекомендуется использовать читалки, поддерживающие отображение таблиц: CoolReader 2 и 3, ALReader.

Елена Анатольевна Прудникова

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота
Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота

Профессор физики Дерптского университета Георг Фридрих Паррот (1767–1852) вошел в историю не только как ученый, но и как собеседник и друг императора Александра I. Их переписка – редкий пример доверительной дружбы между самодержавным правителем и его подданным, искренне заинтересованным в прогрессивных изменениях в стране. Александр I в ответ на безграничную преданность доверял Парроту важные государственные тайны – например, делился своим намерением даровать России конституцию или обсуждал участь обвиненного в измене Сперанского. Книга историка А. Андреева впервые вводит в научный оборот сохранившиеся тексты свыше 200 писем, переведенных на русский язык, с подробными комментариями и аннотированными указателями. Публикация писем предваряется большим историческим исследованием, посвященным отношениям Александра I и Паррота, а также полной загадок судьбе их переписки, которая позволяет по-новому взглянуть на историю России начала XIX века. Андрей Андреев – доктор исторических наук, профессор кафедры истории России XIX века – начала XX века исторического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова.

Андрей Юрьевич Андреев

Публицистика / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука