Читаем Детектив и политика 1991 №5 полностью

— Не бойся, дура, я не зомби!

Она дрожала, не в силах вымолвить ни слова. Ее соски отчетливо выступали под легкой тканью платья.

— Все в порядке, мы охраняем останки нашего любимого президента, — важно заявил Тома.

Она немного успокоилась, разглядывая его своими большими темными глазами. Стоя к ней вплотную, Тома начал медленно вытаскивать свой мачете. Оставалось только отступить и нанести удар. Внезапно за его спиной раздались детские крики. Он вздрогнул и обернулся: трое ребятишек смотрели на него сквозь решетку кладбищенской ограды. Тома властно потянул девушку к мавзолею:

— Пойдем — посмотришь на президента!

Она была так растеряна, что не оказала никакого сопротивления. Тома втолкнул ее внутрь и закрыл дверь.

Увидев Габриэля Жакмеля с кольтом в руке, она вскрикнула от страха.’ Одной рукой Тома зажал ей рот, а другой снова схватился за мачете.

— Постой, — тихо сказал Жакмель.

Теперь, когда эта нежданная гостья уже не представляла опасности, его намерения изменились.

— Встань там! — грубо приказал он, указывая пальцем в угол. — Тебя как зовут?

— Мари-Дениз, — выдохнула она.

— Ну, а мое имя ты знаешь?

— Нет.

— Я — Габриэль Жакмель!

И он напыжился от сознания собственной важности. Девушка опять начала дрожать от страха. В свою бытность главой тонтон-макутов Жакмель терроризировал весь Порт-о-Пренс. Специализировался он, в частности, на том, что насмерть забивал палкой нищих, которые, судя по всему, производили дурное впечатление на туристов…

— Не убивайте меня! — взмолилась Мари-Дениз.

Габриэль Жакмель угрожающе поднял руку:

— Заорешь — голову отрежу!

Из кармана своей куртки он достал отвертку. Ни за что на свете ему не хотелось поделиться удовольствием снять крышку гроба Франсуа Дювалье. Забившаяся в угол Мари-Дениз окаменела от ужаса. А ведь совсем недалеко, на Марсовом поле, ее ждали деревенские подруги, чтобы вместе отправиться на рынок, расположенный на бульваре Жан — Жак Дессалин…

Один из винтов в крышке гроба скрипнул под отверткой. Несмотря на предупреждение, Мари-Дениз закричала. С безумными глазами Габриэль Жакмель подскочил к ней, схватил за горло и, прижав к стене, начал медленно душить одной рукой — как он делал когда-то в казармах «Дессалин». Мари-Дениз задергалась всем телом. Платье на ней было такое легкое, что Жакмелю показалось, будто она совсем голая. Его ярость сразу же уступила место грубому желанию. Приподняв ей голову, он присосался своими толстыми губами к ее губам. Однако Мари-Дениз упорно сжимала зубы. Отпустив ее горло, он в бешенстве дал ей пощечину и рванул на ней платье, обнажив высокие, крепкие и острые груди, с более светлой, чем на лице, кожей. Очевидно, в жилах Мари-Дениз текло немного крови белых людей.

В этот момент Тома и Люк, прекратив работать отвертками, радостно вскрикнули: крышку гроба удалось наконец приподнять. Габриэль Жакмель обернулся. Маленький мавзолей наполнило ужасное зловоние: жара не лучшим образом подействовала на «папу Дока». Схватив Мари-Дениз за талию одной рукой, Жакмель задрал ее белое платье другой и сорвал с нее трусы. Она разрыдалась, не пытаясь больше сопротивляться.

На грубом лице Жакмеля появилось совершенно животное выражение. Давненько у него не было такой привлекательной девушки. Он лихорадочно расстегнул «молнию» на своих брюках… В мавзолее слышалось только его прерывистое дыхание и урчание. Мари-Дениз больше не плакала: ее охватила апатия.

Габриэль Жакмель заурчал громче и вонзил ногти в эластичную кожу ее бедер. Его последний рывок был таким резким, что Мари-Дениз вскрикнула от боли. Ей показалось, что внутри у нее находится раскаленное железо. Жакмель высвободился и удовлетворенно вытерся о ее платье.

Она посмотрела на него, одновременно запуганная и польщенная: многие простодушные гаитяне считали человека, который только что обладал ею, злым духом, воплощением всех темных сил. И тем не менее это был такой же мужчина, как и остальные… Немного успокоившись, она шмыгнула носом.

Уже забыв о ее существовании, Жакмель сидел на корточках у открытого гроба. Мари-Дениз видела, как поднимается и опускается его мачете. Когда Жакмель достал из гроба большой черноватый зловонный шар и осторожно засунул его в пластиковый пакет, который держал Тома, ее сотряс приступ тошноты, и она отвернулась. Тома закрыл пакет с головой «папы Дока». Вонь еще больше усилилась: стоя на коленях, Жакмель мощными ударами мачете вскрывал грудную клетку трупа — ему хотелось заполучить и сердце. Перерубив ребра, он вырезал его из груди. Тома снова открыл свой пакет. Жакмель бросил туда свою мерзкую добычу, поднялся и спокойно вытер руки о разорванный саван.

— Видала? — спросил он у Мари-Дениз.

Потеряв дар речи от ужаса, та перекрестилась. Жак-мель подошел к ней и наотмашь ударил по щеке. Потом снова схватил ее за горло, сжимая на этот раз не слишком сильно, и вплотную приблизил к ней лицо.

— Когда мы уйдем, — отчеканил он, — ты выйдешь отсюда и всем расскажешь, что видела, как я унес голову Франсуа Дювалье!

Мари-Дениз покорно кивнула.

Перейти на страницу:

Все книги серии Детектив и политика

Ступени
Ступени

Следственная бригада Прокуратуры СССР вот уже несколько лет занимается разоблачением взяточничества. Дело, окрещенное «узбекским», своими рамками совпадает с государственными границами державы. При Сталине и Брежневе подобное расследование было бы невозможным.Сегодня почки коррупции обнаружены практически повсюду. Но все равно, многим хочется локализовать вскрытое, обозвав дело «узбекским». Кое-кому хотелось бы переодеть только-только обнаружившуюся систему тотального взяточничества в стеганый халат и цветастую тюбетейку — местные, мол, реалии.Это расследование многим кажется неудобным. Поэтому-то, быть может, и прикрепили к нему, повторим, ярлык «узбекского». Как когда-то стало «узбекским» из «бухарского». А «бухарским» из «музаффаровского». Ведь титулованным мздоимцам нежелательно, чтобы оно превратилось в «московское».

Евгений Юрьевич Додолев , Тельман Хоренович Гдлян

Детективы / Публицистика / Прочие Детективы / Документальное

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
Россия между революцией и контрреволюцией. Холодный восточный ветер 4
Россия между революцией и контрреволюцией. Холодный восточный ветер 4

Четвертое, расширенное и дополненное издание культовой книги выдающегося русского историка Андрея Фурсова — взгляд на Россию сквозь призму тех катаклизмов 2020–2021 годов, что происходит в мире, и, в то же время — русский взгляд на мир. «Холодный восточный ветер» — это символ здоровой силы, необходимой для уничтожения грязи и гнили, скопившейся, как в мире, так и в России и в мире за последние годы. Нет никаких сомнений, что этот ветер может придти только с Востока — больше ему взяться неоткуда.Нарастающие массовые протесты на постсоветском пространстве — от Хабаровска до Беларуси, обусловленные экономическими, социо-демографическими, культурно-психологическими и иными факторами, требуют серьёзной модификации алгоритма поведения властных элит. Новая эпоха потребует новую элиту — не факт, что она будет лучше; факт, однако, в том, что постсоветика своё отработала. Сможет ли она нырнуть в котёл исторических возможностей и вынырнуть «добрым молодцем» или произойдёт «бух в котёл, и там сварился» — вопрос открытый. Любой ответ на него принесёт всем нам много-много непокою. Ответ во многом зависит от нас, от того, насколько народ и власть будут едины и готовы в едином порыве рвануть вперёд, «гремя огнём, сверкая блеском стали».

Андрей Ильич Фурсов

Публицистика