— Объяснять нет времени. А сейчас прошу тебя узнать все, что возможно, о самоубийстве актрисы Сьюзи Дельвеккио. Найди газету "Лонг Бич пресс телеграм" от 4 июня 1969 года. Мне удалось прочесть только первые два абзаца. Перезвони мне через два часа в отель "Хилтон" в Иерусалиме.
— Боюсь, что ничего не получится. У нас уже шесть часов вечера. Библиотеки закрыты.
— Сделай что-нибудь. Это крайне важно и крайне срочно.
— Мозес, с тобой все в порядке?
— Слава богу. Постарайся позвонить мне еще до того, как меня арестуют.
— Мозес, подожди.
— Что еще?
— Джозеф Дамур должен был приехать в Израиль на прошлой неделе по приглашению организации "Мир сегодня".
— Ты чудо… Я скучаю по тебе.
— Наконец-то.
— Спокойной ночи.
— До свидания.
Я повесил трубку. Как мне показалось, телефон зазвонил через десять секунд. На самом же деле было половина шестого утра.
— Шанталь, это ты?
— Я нахожусь в архиве газеты "Пресс телеграм". Что ты знаешь из статьи?
— Что актриса прыгнула с моста. Снималась в фильме Менаше Канделя. Пожалуй, все. Кто она была?
— Католичка, двадцати двух лет, сирота.
— Католичка, говоришь?
— Да. И есть одна странность.
— Какая?
— Ее муж исчез.
— Кто он?
— В том-то и дело, что никто не знает. Неделю спустя в газете была напечатана еще одна статья: "АКТРИСУ НЕКОМУ ХОРОНИТЬ". Там говорится, что, хотя Сьюзи Дельвеккио была замужем, она официально вышла замуж в Неваде в мае 1967 года, никто не забрал ее тела из морга и полиции двух штатов ничего не удалось выяснить о ее муже — ни адреса, ни профессии, ничего.
— Как звали этого типа?
— Джеймс Ларсон.
Джеймс Ларсон.
— Мозес, алло?.. Ты слышишь меня?.. Женщина была на третьем месяце беременности, если тебе это пригодится.
— Вот в чем
— О чем ты?
— Потом объясню. Мне пора бежать. Ты сделала невозможное. Скучаю по тебе, ангел мой. Пока.
Повесив трубку, я спрыгнул с постели, принял холодный душ, оделся. Спустившись вниз, я расплатился за номер и выпил чашку крепкого кофе. Из гостиницы я вышел без двенадцати шесть. Если мне повезет, то я еще застану рабби Липски за утренней молитвой.
В небольшой синагоге ешивы "Торат коханим" собралось человек тридцать.
Липски стоял впереди. Его телохранители были тут же. Но это не остановило меня. Я подошел к раввину и громко сказал:
— Мне надо поговорить с вами, Липски. Немедленно.
— Это святое место, — ответил он. — Убирайтесь отсюда, или я позову полицию.
— Давайте поговорим… мистер Ларсон.
Все смотрели в нашу сторону. Боаз и другие головорезы бросились ко мне, но Липски остановил их взглядом.
— Выйдем отсюда, — продолжал я, — если вы не хотите, чтобы я выложил все прямо здесь. Кое-кто из этих людей, наверное, знает английский.
Липски холодно, без видимого волнения, смотрел на меня. Потом кивнул, и мы вышли из синагоги.
— Что вы хотите? — спросил рабби, когда мы дошли до конца переулка. — Кем бы вы ни были, я уверен, что вы пришли сюда не для того, чтобы повторять лживые, ни на чем не основанные обвинения, доказать которые, естественно, невозможно.
— Я хочу знать, какое отношение ко всему этому имеет Горди Голденберг.
— К чему "ко всему этому"?
— К Джеймсу Ларсону и Сьюзи Дельвеккио. Ко всей этой истории.
— Что за чушь? Горди Голденберг в 1969 году был младенцем.
— Где он сейчас?
— Понятия не имею.
— Я хочу, чтобы его остановили.
— Что бы ни собирался сделать Горди Голденберг, ко мне это не имеет ни малейшего отношения. А даже если бы и имело, я не смог бы ему воспрепятствовать. Так что, прошу прощения, мистер… Гринспэн… — Он пошел прочь, но я успел схватить его за руку.
— Послушайте, вы скажете мне, где сейчас находится Горди, или же я прямо отсюда иду в редакцию "Джерузалем пост" и рассказываю им все, что знаю…
Липски рассмеялся.
— Они не напечатают.
— Почему?
— Вы даже этого не знаете? — Он смотрел на меня с плохо скрываемым презрением.
Когда он снова попытался уйти, я одной рукой схватил его за горло, другой зажал ему рот и впихнул через полуоткрытую дверь в подъезд дома.
— Хорошо, Липски. Попробуем поговорить по-другому. — Я прижал его к стене и, ударив коленом в пах, начал душить. — Так где же Горди? — Я немного ослабил руку, которой душил его, но только, чтобы он смог шептать, но не кричать. — Быстрее, а то я сверну твою расистскую шею, подонок!
Он судорожно вдохнул через нос и прохрипел:
— Около Силома.
— Это я и сам знаю. Где около Силома? — Я еще раз пнул его коленом в пах.
— Где-то в Вади-эль-Харамийе… в ущелье Воров… Хотя я не уверен.
— Ты мне, Липски, не ври, а то я сам подложу тебе бомбу во время твоего очередного антиарабского митинга!
Я выскочил из подъезда и помчался прочь — не надо быть пророком, чтобы догадаться, что меня ждало там буквально через десять — пятнадцать секунд.