Дети

Вопросы этих анкет являлись, очевидно, «творчеством» сумасшедших, а сумасшествие это было злое, жестокое. Обычно, «чтобы отвязаться», на вопросы, например, о том, кто и что думал когда-то, – ответ писался наскоро и забывался. У японцев же сохранился «документ». Этот же вопрос появлялся вдруг в одной из множества других анкет, ибо «анкетным» пыткам подвергался каждый русский, живущий под «восходящим солнцем», подвергался почти еженедельно. Ответ не сходился с данным ранее, и виновный подвергался обвинению во лжи, в замалчивании чего-то, в «неискренности» по отношению к закону, и часто лишь за это одно попадал в тюрьму, не всегда выходя оттуда…

Лида и госпожа Мануйлова должны были ответить и на такие наивные вопросы:

«Храните ли вы коммунистическую литературу?»

«Ведете ли вы коммунистическую пропаганду?»

«К каким секретным коммунистическим обществам вы принадлежите?»

«Напишите их имена и адрес».

Заполнение анкет заняло часы. Полчаса заняла проверка их двух паспортов и виз. Наконец, совершенно обессиленные, госпожа Мануйлова и Лида были выпущены из барака и ступили на Французскую, а оттуда на Британскую концессию. Спокойствие, порядок и тишина казались им невероятными. Трудно было, видя это, поверить, что пережитое за день не было только кошмаром.

Шатаясь, как во сне, подходила Лида к своему дому, и ей казалось, что он не приближался, а уходил от нее. У нее кружилась голова, она не замечала, что плачет. И когда повар увидел ее и крикнул матери, что Лида подходит к дому, когда мать выбежала навстречу, обняла и поцеловала ее – Лиде показалось, что она достигла, наконец, вечного спокойствия, вошла в рай.

Глава девятая

Что-то, действительно, как бы изменилось в судьбе Лиды. Ее судьба, казалось, взяла новый курс – к лучшему. Ее надежды стали приобретать реальные формы. То и дело она получала письма, телеграммы, посылки с сюрпризами. Она чувствовала себя окруженной заботами трех друзей: Джима, Леона и Ивы Кларк.

Как бы награждая ее за долгое, безропотное терпение, за твердость в надежде, письма приходили часто, иногда по два сразу. Посылки приносили самые неожиданные вещи. Леон, обычно, посылал сувениры, купленные им по дороге. Сам испытав нужду, он неизменно посылал ей то, что можно было заложить или продать: золотые или серебряные ветнички. Мисс Кларк, вспомнив вдруг, что у Лиды нет маникюра, с первой же остановки – из Токио – послала ей маникюрный прибор.

Но самым главным были, конечно, письма Джима, объяснение всех прошлых недоразумений. Причина его молчания поразила Лиду неожиданностью.

В простоте сердечной она – в письмах к Джиму – все восхищалась Леоном. Для нее это была единственная живописная фигура на фоне бедной, бесцветной жизни, и ей казалось естественным делиться своими впечатлениями. Она описывала Джиму, как красив Леон, как он хорошо воспитан. Восхищение, казалось, шло. Леон получил наследство. У него титул графа. Он уезжает в Европу. Они катались на автомобиле. Они обедали в ресторане. Он ей преподнес цветы. Затем сообщения поднялись до зенита: Леон хотел бы на ней жениться. Вот удивительно! Вот какая новость!. Его родители не только ничего не имеют против, но даже были бы рады, а уж Лидина мама как бы была этим счастлива!

Здесь прекратились письма Джима. Он решил замолчать на время, дать Лиде возможность свободно разобраться в своих чувствах, самой решить судьбу. Он любил Лиду и был в горестном раздумьи. «Граф», – а у Джима, конечно, не было титула. «Богат», – Джим ж е должен был сам содержать себя в колледже, мыл посуду в студенческом общежитии, летом работал на фабрике. Семья его не была бедна, но отец, сам на себя зарабатывавший на свое учение, считал, что и сыну его это будет очень полезно. А фраза Лиды, что родители Леона были бы рады, – особенно кольнула Джима. Конечно, его родители не станут препятствовать, если он женится на Лиде, но, по американской традиции, они ничем не помогут. Мать уже дала ему понять, что его брак с русской девушкой ею не одобряется, и что, женившись, он должен держаться в отдалении. И Джим видел перед собой и Лидой долгие годы борьбы, нужды, неустроенной жизни, молчаливую критику неприветливой семьи. Она восхищается графом: титул, деньги, красив, влюблен, приветливая семья. По американской традиции fairplay[11] – он полагал бесчестным лишить Лиду возможности иметь «свой шанс», удерживать ее и влиять на нее. И в простоте и честности своего молодого сердца он решил отойти на время, предоставив ей этот шанс, замолчав, скрывшись с ее горизонта. Он думал, что если напишет ей открыто о своем решении – дать ей свободу нового выбора, она, по честности своего сердца, запротестует. Просто замолчать казалось ему лучше: это давало ей большую свободу решения. Он знал из писем, что Леон скоро уезжает в Европу. Джим решил замолчать до известия о том, что Леон уже уехал. Если Лида осталась в Тяньцзине и напишет, значит, она выбирает его, а не Леона.